– Туда! – скомандовал Анри, и все они, отцы и дети, пустились в путь по извилистым коридорам. Они оказались в маленькой комнате как раз в тот момент, когда Жаклин собиралась с духом, чтобы ответить Леону на его предложение, но увидев друзей, в замешательстве отпрянула.
– Жак... лин, вы целы! – обрадованно воскликнул Анри.
– Брат, с тобой всё в порядке? – Анжелика бросилась к Леону.
Никто как будто не заметил чересчур смущённого вида капитана, распущенной шнуровки Жаклин, раскрасневшихся лиц и тяжёлого дыхания обоих, а если и заметили, то списали на последствия сражения. К тому времени, как к ним подоспел д’Артаньян, оба успели овладеть собой.
Вожделенные сокровища едва не уплыли из их рук, но де Круаль и Кольбер были остановлены, и справедливость восторжествовала. Маршал Франции с торжественным видом понёс Анне Австрийской её любимые драгоценности, а Жаклин, улучив момент, нырнула в свою комнатку – ополоснуть лицо холодной водой, смыв с него пот и дорожную пыль, и переодеться во что-то, более приличествующее случаю. Она боялась показаться на глаза королеве, но та, радуясь возвращённым сокровищам и избавлению от эшафота, была добра к Жаклин. Она восхитилась храбростью своей фрейлины, пожелала её золотистым кудрям быстрее отрасти и под конец спросила, лукаво поглядывая на неё:
– Милая Жаклин, нет ли у вас какой-нибудь просьбы ко мне?
– Есть, – Жаклин приникла к руке королевы. – Ваше величество, за всё время, что мы были в пути, я полюбила одного человека... Он был на стороне наших врагов, но это самый достойный враг, которого я встречала. А теперь он на нашей стороне, и он просил моей руки, – дальше она сбивчиво поведала историю капитана Леона, упомянув и о своей стычке с ним, и о признании Портоса, и о том, как Леон спас её во дворце. Умолчала она лишь о двух поцелуях.
Анна Австрийская умела скрывать свои чувства и слушала Жаклин с благожелательной улыбкой, но в глазах её то и дело появлялось удивление. Выслушав путаную историю, она улыбнулась и погладила девушку по голове.
– Что ж, дитя моё, капитан Леон – человек достойный и храбрый. Нет ничего дурного в том, чтобы объединить роды д’Артаньянов и дю Валлонов браком... Но позвольте спросить: почему? Почему именно Леон?
– Я сама не знаю, – смущённо ответила Жаклин, пряча лицо в ладонях. – Но... почему бы и нет?
Во время церемонии во дворце время снова потянулось бесконечно долго. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем ларец был преподнесён Анне Австрийской, Людовик, высказав своё возмущение происходящим, смилостивился и назначил Леона капитаном королевских мушкетёров, а затем с достоинством удалился, волшебный же перстень, побывав в руках у всех отцов-мушкетёров, был выкинут д’Артаньяном в окно. Жаклин достаточно хорошо знала своего отца, чтобы понять, почему он так поступил, но всё же на глазах её выступили слёзы, после того, как д’Артаньян, казавшийся как никогда молодым и счастливым в этот миг, воскликнул: «Я остаюсь, Жаклин! Навечно!»
Да, отцы-мушкетёры уходили в вечность, и в то же время навсегда оставались со своими детьми. Жаклин сквозь слёзы видела яркий свет, льющийся из распахнутого настежь окна, видела, как Рауль и Анри о чём-то тихо переговаривались, как Анжелика в испуге прижалась к плечу брата, а тот мягко отстранил её и направился прямо к королеве, чтобы с истинно гвардейской прямотой попросить руки фрейлины Её величества Жаклин д’Артаньян.
Анна Австрийская, уже примирившаяся со столь необычным выбором своей любимицы, осторожно сняла со своей головы примостившегося там белого голубя и готова была благословить влюблённых (Жаклин, повинуясь её жесту, тихонько подошла и опустилась на колени рядом с Леоном), но тут рядом возник д’Артаньян. Взгляды, которые он метал на капитана, были полны обещаний повторного возвращения и мучительной смерти Леона в случае, если тот посмеет обидеть Жаклин.
Надо отдать должное капитану – он выдержал эти взгляды, не моргнув. В конце концов отец Жаклин не выдержал, коротко кивнул и отвернулся, чтобы не видеть, как его дочь целуется с бывшим смертельным врагом.
Потом, когда вся суматоха немного улеглась, и общее изумление сошло на нет, они оказались вдвоём возле широкого окна. Жаклин посмотрела вниз, на залитый солнцем двор и повернулась к Леону.
– Имейте в виду, – предупредила она, – то, что мне нравится с вами целоваться, ещё не значит, что я не хочу проткнуть вас шпагой.
– Прекрасно, – усмехнулся он, – всегда любил женщин, способных постоять за себя.
– И я не теряю надежды победить вас в схватке... честным путём.
– Готов сражаться с вами, сколько сил хватит.