Пронзительно свистнул паровоз. И было похоже, точно кто-то большой и сердитый чему то очень обрадовался:
— Ох-хо-о!..
И пополз, громко пыхтя, по направлению к тому городу, откуда днем привез сюда кучку людей, уставших от городской зимы и захотевших солнца и зеленых деревьев хоть на один день, хоть на несколько часов...
Но теперь все ехали уже обратно и тащившее их чудовище, темное и сердитое, очевидно было чем-то довольно, так как все покрикивало, не то угрожая кому-то, не то победно: — Ох-хоо! Ох-ххо-хо-о-о!
И, наконец, совсем скрылось в темной дали.
VII.
А здесь осталась ночь. Загадочная майская ночь...
В сирени, тонко разливающей вокруг свой сладкий запах, задумчиво чокает соловей.
Сверху луна льет неподвижный таинственный свет.
Напряженно тихо...
И чудится в этой тишине усталая истома от переживаемых восторгов весенней любви и в серебристой темноте висит стон сладострастия. Тонкий и тянуще-раздражающий стон...