IV.
После причастия, когда окончились поздравления, пожелания, поцелуи — решили сейчас-же ехать на вокзал. Дача Стоцких недалеко от города, так что через каких-нибудь пол-часа все будут на месте. Там сейчас и обедать будут.
Выходят веселой гурьбой из костела, где только-что был красивый таинственный сон, от которого теперь, почему-то, грустно уходит. Надо обернуться. Посмотреть еще в последний раз. Так: вон на той скамейке он сидел, а на той она. Он сидел... и не молился. Странно, теперь только вспомнил, что ни разу даже не подумал молиться. Так таки и не подумал!..
— А мама поздравляла, целовала со слезами — весело думает Леля. — Первое причастие: теперь ты — говорила — чистый, безгрешный совсем.
— Чистый. А я только и делал, что на нее смотрел. Нет, я не чистый, не такой совсем, каким хочет меня видеть мама. Я хочу быть теперь таким, каким мне захочется — шумел в Леле проснувшийся молодой звереныш, насмешливо и легко раскидывая встречающаяся загородки.
В вагоне первого класса все разместились вокруг патера. Опять он в своем длинном фланелевом хитоне и с сигарой во рту. На широкой физиономии его расплылась довольная улыбка; что то рассказывает.
Но ее здесь нет. Она стоит у дальнего окошка.
— Вам хочется есть? Мне — страшно, — спрашивает Леля, подходя к ней.
Она внимательно рассматривает в окно, бегущие назад деревья, телеграфные столбы; и оттого, что не может, почему-то, взглянуть на него, Леля делается немножко храбрее. Он решается подробнее рассмотреть ее. Видит, какие у нее тонкие, точно просвечивающие и нервно вздрагивающие ноздри, а за ухом такое розовое место, куда так-бы хотелось поцеловать, осторожно и тихо...
— Как вас зовут? — спрашивает Леля, теперь также внимательно смотря в окно.
— Меня зовут Идой.
Как она странно выговорила свое имя, или ему так показалось только.
— Милая Ида — повторяет про себя Леля, — если бы ты знала, как я тебя люблю, как люблю вот эти тонкие, цепкие пальцы, это розовое пятнышко за ухом.
— А вас как? — едва слышно спрашивает Ида.
— Лелей.
Станция. Вылезают с шумом, с смехом. Патер впереди. На сходнях он застревает, путаясь в складках своего балахона. Высоко поднял брови и с сигарой в зубах. Вот потешный: сейчас упадет под колеса, поезд. двинется и с рельс скатится отрезанная его голова с вылупленными глазами и непременно с дымящейся сигарой в зубах.
Хохот, взвизгивающий, по-детски. Патер обижен.
— Дети, дети мои — укоризненно качает он головой.
Все идут от платформы к экипажам по залитому солнцем горячему, сыпучему песку, в котором ноги вязнут по щиколотку. Еще в ушах мягкая стукотня от вагонных колес, потому так чутко слышится тишина окружающего с звонко прыгающими в ней голосами веселой молодости.
Стоцкая, высокая и важная, жена директора какого-то банка, ведет патера к своему соломенному шарабану под-руку. На козлах сидит странный кучер с распростертыми в даль руками. Еще есть коляски — две большие и черные, похожие на старые барки, и одна поменьше — это все для родителей. Молодежь рассаживается в тарантасах.
Опять суматоха, смех и трудно бежать по уходящему под ногами песку...
Леля спешит к тарантасу, где уже уселась Ида.
— Можно с вами?
Улыбается сверху прищуренными глазами. Общая веселость передалась и ей, и она не прочь подразнить Лелю, такого большого в сравнении с ней. И с такой забавно-беспомощной гримасой на лице.
— Не-е-е-т, нельзя — закидывает она кокетливо голову на бок.
Леля сначала пугается, потом весело лезет и садится рядом.
Экипажи трогаются по дороге к усадьбе. Вслед за ними и тарантасы с шумной молодежью. А тяжелый, черный поезд дает свисток, похожий на прощальный крик, грузно начинает пыхтеть и отодвигаться в противоположную сторону. И кажется, будто вместе с этим поездом, пришедшим из города, где была скучная зима с непонятно-лживой жизнью, уходит куда-то все это старое. И что отныне должна начаться другая жизнь, полная солнца и правдивых, сильных ощущений.. Оттого делается даже немножко жутко, точно, когда входишь в таинственный темный лес, где никогда еще не бывал...
Тарантас весело подпрыгивает по ухабистой, еще не просохшей от весенней грязи, дороге. И с каждым прыжком Леля чувствует мягкие толчки в бок, точно все время напоминающие ему, что тут рядом с ним молодое, возбужденное весной и его любовью, тело девушки напряженно ждет чего-то.