— Это тебе за то, что ты решила, будто можешь унижать меня при всех в столовой.
Я вскакиваю на ноги.
— Это я унижала тебя? Ты назвала меня жирной при всех моих друзьях. Ты пошла за мной в туалет, — кричу я на нее, привлекая внимание всех вокруг. — Что из всего этого является унижением тебя?
Она упрямо смотрит на меня, а кто-то с толпы кричит «драка». С каждой проходящей секундой мы привлекаем внимание все большего количества людей. Аналес тычет мне в грудь пальцем.
— Твои шлюховатые подружки унизили меня, поэтому я отыграюсь на тебе.
— О, я оказалась виновата в этом только потому, что ты считаешь меня более слабой мишенью? Ладно, без разницы. Делай, что хочешь, но с меня хватит.
Я наклоняюсь, чтобы подобрать свой рюкзак, потом разворачиваюсь и ухожу.
— Не смей отворачиваться от меня! — она хватает меня за руку и разворачивает обратно лицом к себе.
Толпа расходится в стороны, и через образовавшийся проход к нам направляется миссис Грин.
— Что тут происходит? — говорит она возмущенно.
— Ничего, мэм, — невинно говорит Аналес.
Боже, мне хочется выцарапать ей глаза. Фыркнув, я закидываю на плечо рюкзак и ухожу.
Глава 14
Я валяюсь на диване с наушниками в ушах. Забиваю свою голову ритмами музыки в исполнении Пинк. Она моя любимая певица. Никто не сравнится с этой рок цыпочкой. Одна песня заканчивается и начинается следующая, «F**kin Perfect». Я слушаю текст песни и чувствую то же самое, о чем она поет, каждое слово.
Я всегда была довольна своей внешностью, пока Аналес не вылила на меня свою ненависть. Сейчас же я больше не чувствую уверенности в себе. Я не хочу чувствовать себя такой жалкой. Никогда. С меня хватит!
Мама садится на край дивана и улыбается, но скоро эта улыбка сменяется на хмурый взгляд. Она что-то говорит, но я не слышу ее, поэтому выключаю айпод и вытаскиваю из ушей наушники.
— Что случилось, милая? — спрашивает она.
Одного ее этого нежного обращения достаточно, чтобы сломить мой самоконтроль. Не в состоянии остановить поток выступивших на глазах слез, я быстро стираю их с лица. Ненавижу, что позволила словам Аналес задеть меня так, что я снова плачу, но я не могу сдержаться.
— Мам, — говорю я, шмыгая носом, — ты считаешь меня толстой?
Она еще больше хмурится.
— Кто тебе сказал, что ты толстая?
— Это был просто вопрос, — я пожимаю плечами, снова борясь со слезами.
— Это снова она, да? — мамин голос дрожит, когда она говорит. — Тогда, очевидно, в последний раз я не ясно выразилась!
— Мам, пожалуйста, не надо. С меня уже достаточно. Я ненавижу ее, ненавижу школу. Я просто хочу делать, что нужно, но я не могу, — я стираю сбегающие по лицу слезы и делаю глубокий вдох. — Почему я, мам? Я не понимаю.
— О, детка! — она притягивает меня в свои объятия, и я распадаюсь на части. — Потому что ты лучше нее. Она завидует, милая.
— Так же сказала и Джейд.
Я слышу, как открывается входная дверь.
В комнату заходит Стеф и сразу направляется ко мне.
— В чем дело, малышка?
— Та девочка снова издевалась над ней, — говорит мама.
Я отстраняюсь от нее и сажусь ровно.
— Серьезно? Я думала, вы все уладили, — говорит она.
— Я тоже так думала! — отвечает мама.
— Я разберусь с этим, — говорит Стеф. — Я поговорю с ней за пределами школы при ее мерзких маленьких подружках. Боже, ненавижу таких девушек! На самом деле, девушки — это отвратительные существа.
Я люблю свою сестру.
— Я серьезно, Мик, если хочешь, я сделаю это.
— Я знаю, что ты сможешь, — отвечаю я.
Мама целует меня в лоб, потом встает, чтобы начать готовить ужин.
Стеф садится рядом со мной и берет меня за руку.
— Ты знала о том, что, когда мне было семь лет, я тоже пережила такие издевательства?
Я качаю головой.
— Что произошло?
— Ну, мама с папой об этом не знают, потому что я никогда не говорила им об этом. Это не было так плохо, как ведет себя с тобой эта девочка. В любом случае, это продолжалось пару недель, максимум три. Вэйн начал обзывать меня и нес всякую чушь. В один прекрасный день мое терпение лопнуло, и я сорвалась. Он думал, что поскольку я девчонка, он мог издеваться надо мной и оставаться безнаказанным. Ну, я врезала ему по морде. Прямо перед его друзьями. Больше он не издевался надо мной, — Стеф смеется, вспоминая это.
— У тебя были из-за этого неприятности?
— Нет, не было. Ему было слишком стыдно рассказать о том, что его ударила девчонка. И он больше никогда не издевался надо мной. Иногда, детка, тебе приходится давать сдачу, — она заваливается на диван и прижимает меня к себе.
— Так… ты советуешь мне дать сдачи?
— Возможно, если она увидит, что ты не боишься ее, то отстанет. Когда ты сделаешь это хоть раз, и она поймет, что ты настроена серьезно, то, вот увидишь, она больше не станет приставать к тебе.
— Что, если у меня потом будут из-за этого неприятности?
— Тебе не нужно драться с ней по-настоящему, Мик. У тебя есть голос, и в данном случае это все, что требуется. Это самое сильное оружие. Если это не сработает, тогда это уже другой разговор… но я не хочу, чтобы ты попала в неприятности. Не делай, как я.
— Хорошо. Я постараюсь, — я улыбаюсь от идеи снова вернуть себе немного силы.
— Вот это моя девочка. Если это не сработает, тогда подключусь я. Только скажи.
В настоящий момент я сижу на уроке английской литературы, пытая написать стихотворение. В сочинительстве я полный отстой. Аналес сидит за столом рядом с моим, и я стараюсь игнорировать ее. Как бы сильно я этого ни хотела, я не уверена, что смогу дать ей словесный отпор.
— Эй, уродина? — напевает она.
Лалалала. Я ее не слушаю.
Я небрежно склоняю голову к плечу, прикрывая одно ухо, чтобы заглушить ее омерзительный голос, и усердно концентрируюсь на том, чтобы блокировать ее. На какое-то время учитель выходит из кабинета, и как только это происходит, все как с цепи срываются. Половина учеников вскакивают со свих мест. По классу летают карандаши, ластики и скомканные бумажки, но я пытаюсь продолжать делать свое задание. Я не заучка, но хочу выполнить задание хорошо, чтобы получить своего рода помощь в последующем обучении.
Во мне закипает злость, когда я чувствую, что надо мной кто-то нависает.
Зачем она это делает? Гр-р! Я опускаю голову вниз, и она вырывает у меня из рук мой лист, а затем забирается на стул с моим листом в руках.
Я вижу, как глазами она пробегается по написанным мной строчкам, и на ее лице появляется расчетливая улыбка.
— О, это великолепно, — хихикает она. — Ты говоришь мне грубые слова, и этим ранишь меня. Ты смеешься, а я плачу. Если бы ты только знала, как это тяжело…
Весь класс хихикает, пока я все ниже опускаюсь на своем стуле. Это не стих. Это просто чувства — мои чувства. Единственные люди, которые не смеются, это Дин, Мэдди и Рикки.
Краска приливает к моим щекам, во мне бушуют такие сильные эмоции, от боли и стыда, которые я сейчас испытываю. Теперь все знают, что у меня на душе.
Это унизительно. Я роняю голову на парту, пряча лицо в ладонях.
— Аналес, верни лист! — орет Дин. Если бы сейчас земля разверзлась, я бы просто сидела здесь и позволяла ей поглотить меня.
— С чего это? Расплата такая сучка, так ведь, Мики! — насмехается Аналес.
Я слышу, как по полу скрипят ножки стула, и поднимаю взгляд как раз в тот момент, когда к ней подлетает Дин.
— Она не сделала ничего, чтобы заслужить расплату от тебя! — он вырывает с ее рук мой лист.