Гриша Котов был невысокий носатый еврей, Нестеренко Валентин — рослый русак и ярый антисемит, любивший Гришку, как может только любить одинокий пятидесятилетний мужчина. Котов заставлял друга читать в свободное время Библию, в иудейскую веру не перевел, но уважать свой народ заставил. Все это не имело к работе никакого отношения, но Гуров считал, что у хорошей пары оперативников должна на двоих иметься одна пуповина. По такому принципу группа и была слеплена: Гуров — Крячко четверть века вместе на оперативной работе. Нестеренко и Котов столько же в милиции и никак не могут решить между собой вопрос о происхождении Христа.
Генерал Орлов стоял несколько в стороне, своих ребят он любил, следил, чтобы не шалили, и даже себе не признавался, что завидует интуиции и таланту Гурова.
— Господин следователь прокуратуры, мы вас внимательно слушаем. Гриша, записывай, — сказал Станислав.
— Сегодня же съездить в больницу к жене погибшего. Главный вопрос. Находился ли он дома вчера вечером, когда пришел, ушел, как себя вел, что говорил? Почему деньги, собранные бригадой, не оставил дома? Лев Иванович, это я попрошу сделать вас. Еще нужно побеседовать с людьми из группировок Сухого и Крещеного, выслушать их мнение об убийстве. Исполнитель — Станислав. Время — до завтрашнего утра.
— А не мало мне будет, Игорь? — ласково поинтересовался Станислав.
— Окажется мало — добавим, — вставил Гуров.
— Кстати, Лев Иванович, надо бы съездить в морг, выяснить все о пуле, — невозмутимо продолжал Гойда. — Валентин и Григорий, вы не были на месте преступления, как я понимаю, Лев Иванович сделал это умышленно. Поезжайте, почувствуйте атмосферу, установите, с кем из рабочих Полоза поддерживал связь убитый.
— Да кто же нам скажет? — возмутился Нестеренко.
— Никто, — ответил Котов. — Для этого и требуется такой нос, как у меня, тут унюхать надобно. И твоего боевого коня мы сначала загоняем на яму в хозяйство Полоза, потом я торгуюсь, и мы перегоняем его к Рощину.
— Вроде до утра, господа сыщики, вам работы хватит, — задумчиво произнес Гойда. — Затем мне очень не нравится сам выстрел в затылок. Выстрел палача. Придется покопаться в биографиях. Пожалуй, этим я займусь сегодня же.
— Ну, слава богу, — облегченно сказал Станислав. — А то я уже решил, что ты деваху завел.
— Лев Иванович, у вас что имеется? — спросил Гойда.
— Имеется, но не скажу, — ответил Гуров. — Понимаешь, Игорь, поешь ты здорово, но души в твоих словах нет. Ты каждому оболтусу обязан внушить, что только на него и надежда. Иначе они и работать будут, как ты излагаешь, от сих и до сих. Десять минут на треп, и пошли.
— Покойный уходил от Полоза спокойно, шел с человеком, которому доверял, — высказался Станислав. — Почему не по шоссе? И вообще, куда они шли?
— Я вас, оперативников, не пойму, — Гойда пожал плечами. — Ведь вопрос в том, почему застрелили парня? Получим ответ, так и составим всю картину.
— Каждый об этом думает, — тихо сказал Котов. — Но и каждый знает, что никогда окончательный ответ не получаешь сразу.
Ищем подходы или, как говорят в геометрии, пытаемся сделать дополнительные построения.
— Почему они все время шли параллельно шоссе, а, сделав выстрел, убийца сразу вышел на шоссе? — спросил Нестеренко.
— Ночью люди на шоссе привлекают к себе внимание. Калымщик — дурак, может приостановиться, предложить подвезти. Значит, мог запомнить. Убийца сразу вышел на шоссе, так как за ним пришла машина, — объяснил Гуров. — Все! По коням!
Ресторанчик построили с год назад, и он не отличался от подавляющего большинства своих собратьев, которые нынче появились в Москве. Не модный, не звонкий, он не привлекал к себе особого внимания. Располагался ресторан недалеко от окружной и назывался “Веселые парни”, его хозяин — азербайджанец лет сорока, крепко сбитый, — имел всегда под рукой бейсбольную биту и пистолет на случай крутых разборок. Посещали ресторан в основном мужчины, встречались и женщины, подруги крутых парней, и проститутки, потерявшие и повидавшие все на свете. “Девочек” не трогали, считая, что они своим присутствием сглаживают криминогенную обстановку.
Сюда заходили боевики тихо враждующих группировок и менты в штатском, о коррумпированности которых знали все, даже в отделе кадров. Живучесть таких ментов основывалась на их крайне умеренном аппетите. Скромный ужин да бутылка в карман — вот и все дела. Вечера здесь проходили однообразно и тихо, хулиганов не уважали, а сильно пьяных отвозили домой друзья.
Азер, так в быту между собой звали хозяина, устроился хорошо, коньяк ему привозили с родины, овощи сбрасывали проходящие в город фуры, за мясо, правда, приходилось платить, но и готовил он его отменно.
Когда в зал вошли двое мужчин, Азер слетел со своего “капитанского мостика”, встретил гостей молчаливым поклоном, он знав, что прибывшие рекламу не любят, да и не нуждаются в ней. Хозяева техстанций Анатолий Полоз и Егор Рощин хотели после тяжелых суток слегка расслабиться, перекусить и решить кое-какие вопросы.
Кокетливая блондинка сразу принесла закуски и спиртное, вкусы гостей здесь были прекрасно известны.
— За упокой души раба божьего! — поднял тост Полоз.
Рощин кивнул и молча выпил.
— Егор, мы тут посоветовались и решили на полгодика освободить тебя от налогов. Крещеный недоволен: не дело, говорит, когда на одной трассе бедный и богатый стоят.
Предложение оказалось столь неожиданным, что Рощин, наполняя рюмки, плеснул на скатерть.
— И сколько с меня опосля за такой подарок возьмут? — спросил Рощин, твердо решив отказаться.
— То не я решаю, сказано, что бесплатно. Отдай мне мальца своего, Илюшку. Я за него тебе подъемник подарю, твой совсем плохой, а мне по случаю немецкий задешево достался.
— Мне завтра платить, пусть приходят как обычно, я в должниках в жизни не ходил, — сказал Рощин и словно камень с души снял.
— Мудак ты, Егор, я же тебе слова Крещеного передал, коли не по нраву, то с ним и объясняйся. — Лицо Полоза набрякло. Человеку задарма такие деньжищи отдают, а он еще и несогласный. Верно в народе говорят — у Рощиных дед богатым человеком слыл. Оттого красные и шлепнули его. Вот у Полоза все только пили и забот не знали, а сегодня копейку ни у кого не допросишься. Как ни крути, а советская власть жестче и мудрее была.
Рощину надоело ходить вокруг да около, он спросил напрямки:
— Твои вчера до которого часа шабашили?
— Вроде около двенадцати свернулись. С “мерсом” с ума сошли. Он восемьдесят седьмого года, электроники, как на самолете, а ребята в таком деле, сам понимаешь. — Полоз махнул рукой. — С меня, старого пня, какой спрос? Молодые в десять лет уже кумекают. Я опасаюсь со стороны электронщика пригласить, может выясниться, что он в электронике-то силен, а машину не понимает.
— Так Илья вроде разговаривал с тобой, да чего-то у вас там не сладилось, — сказал Рощин.
— Не знаю, чего он за тебя так держится, ведь платишь ты мало. Поговорил бы с ним, и я бы тебя не обидел. — Полоз глянул вопросительно.
— Супротив желания Ильи не пойду, но уговаривать тоже не стану. Если Крещеный не передумает и позволит встать на ноги, я у тебя кое-что подкуплю. Какой там Илья? Мне после смерти Юрия толковый механик требуется, молодой, современный. Сам знаешь, какие нынче машины пригоняют. Да и клиент уже не чайник, сам разбирается.
Разговор получился недобрый, сильно разные были мужики.
А Гуров сидел в это время в больнице, пристраивал на тумбочке букетик цветов.
Малыша унесли, и мать выпрямилась, смотрела на сыщика ясно, но сторонне.
— За цветы, конечно, спасибо, но вы меня зря мучаете. Неужели вы думаете, что если бы я знала предполагаемого убийцу, то промолчала? Криминала в нашей жизни никогда не было, зайдите в дом, убедитесь. Я сказала следователю ясно и все полностью. Вчера Юрий пришел как обычно, около десяти, трезвый, но с запахом. Ужинали, хозяйские дела обсуждали, я покормила маленького, и мы легли спать. В половине первого зазвонил телефон. Я знаю время точно, потому что очень разозлилась и на часы посмотрела. Юрий трубку сорвал и по матушке послал, мол, знаешь сам, что ребенок у меня. Потом с минуту молчал, слушал, даже рассмеялся, и говорит: мол, если я такой начальник и ты машину пришлешь и заплатишь наличными, то через сорок минут подъезжай к подъезду. Тот ему что-то сказал, а Юра спросил, еще удивился, почему, мол, к булочной, до подъезда бензина, что ли, не хватит? Все. Чаю выпил, сумку взял и уехал.