Айрин перестала собирать вещи. По ее щекам потекли слезы. Она зарыдала. Голос стал тоненьким, дрожащим, совсем не похожим на тот, к которому привыкла Триш.
Триш чуть подвинулась и обняла подругу обеими руками. Сначала та напряглась, словно собираясь отражать нападение, но постепенно мышцы расслабились. Айрин обмякла. Рыдания продолжались. Поток слез казался бесконечным. Триш терпеливо обнимала ее и нашептывала в ухо какие-то успокаивающие слова.
Наконец слезы кончились. Айрин отстранилась и вытерла глаза.
– Пойдем! – сказала она, вставая.
– В чем дело?
– Пойдем.
Айрин направилась в кабинет своего покойного мужа. Триш последовала за ней. Пока хозяйка открывала дверь, Триш старалась отогнать от себя воспоминание об увиденном отрубленном пальце, упакованном в коробку. Из-за плеча Айрин она заглянула в комнату. В кабинете было множество коробок различных форм и размеров. Видимо, их попросту швыряли в комнату и они оставались лежать как попало – на боку, вверх ногами... Каждая коробка была обернута в плотную коричневую бумагу.
Триш вошла в комнату.
– Не трогай их! – вскрикнула Айрин.
От неожиданности Триш подпрыгнула и резко обернулась. Она и не собиралась ничего трогать.
– Что там? – спросила она, заранее зная ответ.
– Джаспер.
– Ваш муж?
– Части его тела.
Трития почувствовала, как по спине пробежал неприятный холодок. Она попятилась.
– Но ведь коробки не вскрыты, – проговорила она, немного придя в себя. – Может, вы ошибаетесь?
– Мне и не надо их открывать. – Айрин показала на квадратную коробку, достаточно большую, чтобы в ней поместилась стопка крупноформатных книг. – Думаю, здесь его голова.
Трития закрыла дверь кабинета, увлекая за собой подругу.
– Вам нельзя оставаться здесь. Может, переедете к нам?
– Нет! – Оказывается, в голосе пожилой женщины еще сохранились прежние решительные нотки.
– По крайней мере, сообщите в полицию.
Пусть они заберут отсюда эти коробки. Так же нельзя жить!
Айрин помрачнела.
– Извини, но чая у меня нет. Тебе пора уходить. – Неожиданно она вскрикнула и стала пристально разглядывать пол, на котором, разумеется, ничего не было.
– Прошу вас! – умоляюще повторила Триш.
– Это мой дом. Я хочу, чтобы ты ушла.
– Я ваш друг.
– Ты была моим другом.
– Я позвоню в полицию и расскажу все, что видела.
– Поступай как знаешь.
Трития была готова расплакаться от отчаяния.
– Неужели вы не понимаете, что творится? – закричала она в полный голос. – Неужели вы не понимаете, что делает этот почтальон?
– Я понимаю больше тебя. Пожалуйста, уходи.
Трития позволила выпроводить себя на крыльцо и постояла там некоторое время, слушая, как щелкает замок, лязгают засовы и дверные цепочки. Она опять вспомнила про коробки. Может, почтальон просто пытается напутать Айрин? Может, на самом деле там нет никаких частей человеческого тела?
Но может, и есть.
Что же им предпринять? Нельзя же сидеть сложа руки и ждать, прока все перемрут или сойдут с ума. Надо что-то делать. Но что? От полиции помощи не дождешься. От высших чинов почтового ведомства тоже.
Может, кто-нибудь должен его убить?
Мысль возникла непроизвольно, но, несмотря на то что Триш пыталась ее прогнать, старалась уговорить себя, что это не правильно, безнравственно и противозаконно, крепко засела в мозгу.
И по мере того, как Триш подъезжала к дому, эта идея казалась ей наиболее удачной.
39
Зазвонил телефон. Дуг моментально проснулся. Протянув руку над спящей Тритией, он схватил трубку посередине второго звонка. Тяжелое предчувствие проснулось одновременно с ним. За то мгновение, пока руку подносила трубку к уху, Дуг успел взглянуть на часы, стоящие на прикроватном столике, смутная полусонная логика подсказала, что надо запомнить время.
Два часа пятнадцать минут.
– Алло? – произнес Дуг устало, уже приготовившись услышать плохие новости. Ведь если тебе звонят в четверть третьего ночи, значит, жди плохих вестей.
– Мистер Элбин! – Дуг узнал Майка Трентона. Горло моментально пересохло. Он с трудом проглотил комок. Интонация полисмена была странной. Не испуганной, но очень тревожной.
– Что случилось? – спросил Дуг.
– Мистер Бичем. Он, это... мертв.
Дуг закрыл глаза и без сил откинулся на подушку.
– Мы обнаружили его на полу камеры, – продолжал Майк. – Голова совершенно разбита, стены и пол залиты кровью. Сейчас трудно сказать, но скорее всего он бился головой об стену, пока не размозжил себе череп. Мы забрали у него одежду и шнурки, когда поместили в камеру. Но он вел себя совершенно спокойно, поэтому мы не подумали о каких-то дополнительных мерах...