Он попытался сгладить эту информацию неловкой шуткой, но Слава не улыбнулся, только серьёзно кивнул. Подумав, сказал:
— Я найду тебе терапевтку через коммьюнити-центры.
— Спасибо, — отозвался Лев.
— Спасибо, что сказал…
Льва напугало то, каким расстроенным вдруг стал выглядеть Слава, и он, метнувшись к нему, попытался сгладить ситуацию:
— Слушай, но я всё равно тебя люблю, безумно, и наших детей тоже, хотя вы все мужчины, и это, конечно, ахренеть как пугает, но… То есть… Я хочу сказать… Мне как будто кажется, что от мужчин можно ожидать чего угодно. Чего угодно, понимаешь? Только расслабишься, а он уже употребляет наркотики, или пустил свою жизнь по наклонной, или бьёт жену, или… Женщины в моей жизни были куда предсказуемей. С ними можно было расслабляться сколько угодно, и на утро я всё равно обнаруживал себя там же, где был с вечера – ни Карина, ни Катя, ни Пелагея, ни даже моя мать, никто из них не делал со мной ничего по-настоящему стрёмного, но мужчины…
Он выдохся и, замолчав на секунду, неловко усмехнулся:
— Извини, вообще-я просто хотел сказать, что в любом случае люблю тебя.
Он устало провёл ладонью по лицу. Всё смешалось: Мики, отец, Юра, пробуждение с незнакомцем в квартире… Как будто нужно было сказать про одно, а сказалось сразу про всё.
— Обязательно объясни всё это своей психотерапевтке, — попросил Слава.
Лев кивнул, соглашаясь:
— Хорошо.
Слава, встав на цыпочки, улыбнулся в его губы:
— Тебе ужасно идёт искренность.
А потом поцеловал.
У Льва ёкнуло сердце и вспотели ладони: это был их первый поцелуй с той жуткой ночи, когда они ругались до хрипоты в канадском доме, пока их сына насиловали. С того дня они больше не приближались друг к другу вот так.
Он попытался перехватить Славины губы, чтобы продлить поцелуй, но тот уже отстранялся.
— Извини, — несколько виновато произнёс он. – Ты же знаешь, я… медленный.
Лев улыбнулся, почувствовав себя вернувшимся на пятнадцать лет назад.
Ничего – он был готов подождать.
Почти 15 лет. Слава [66]
Он чувствовал себя неуютно в этой квартире: единственный раз, когда он здесь был, оказался визитом про чайник и стену. Нужно было перестраиваться.
В ногах лежала Сэм, а на ногах, на коленках – Лев. Он говорил, много говорил – больше, чем ему свойственно, а Слава держал руку на его груди, и ладонь вибрировала от его голоса.
— Я вообще не хотел говорить с ней про отца, — объяснял Лев. – Но так получалось, что о чём бы я ни начал – о тебе, или о Мики, или… вообще – всё, в конце концов, приходило к нему. К отцу.
Слава грустно усмехался, вспоминая, как каждый разговор с Крисом приводил ко Льву.
— …я думал, что ненавижу его, но разве можно ненавидеть кого-то, о ком ты так много болтаешь? Мне даже неловко… А вдруг она фрейдистка? Решит еще что-нибудь про меня…
— Она не фрейдистка, — заверил его Слава.
Он нашел её контакты на сайте местной квир-организации, где под графой: «Наталья она/её» значилось «экзистенциальная психотерапевтка». Слава решил, что слово «экзистенциальный» выглядит так, как будто в нём кроются все проблемы Льва, и нажал на кнопку: «Связаться». Наталья сочла странным, что Льва записывает на приём его супруг, и уточнила у Славы: «А он точно хочет?». Слава ответил: «Да. Он просто не хочет пользоваться квир-сайтами – это одна из его проблем».
— Ну, тебе понравилось? – уточнил Слава таким тоном, словно Лев ходил на концерт незнакомой группы или в парк аттракционов.
— Понравилось ли мне говорить об отце? – переспросил он. – Ну… Не то чтобы, знаешь.
Он посмеялся:
— Надеюсь, обо мне тебе понравится говорить больше.
Друг о друге. Завтра они будут говорить друг о друге.
А сегодня на часах было уже девять вечера. Слава осторожно завозился, давая понять Льву, что хочет встать.
Тот понял. Приняв сидячее положение, обернулся на Славу и шепотом попросил:
— Не уходи.
— А дети?
— Они взрослые.
Так говорил Макс.
— Надо идти, — так он всегда отвечал Максу. – Мики только что вышел из наркобольницы, а Ваня из комы, и этой информации достаточно, чтобы понимать, что их нельзя оставлять одних.
Лев не улыбнулся его шутке. Опустив взгляд, покорно согласился:
— Хорошо.
Он так трогательно выглядел, что Славе стало жаль: жаль, что он не может утешить его своим присутствием. Уходя, он коротко поцеловал Льва на прощание и напомнил:
— Завтра будем только друг для друга.
Он волновался.
По дороге Лев раз десять спросил: «А что мы ей скажем?». И когда Слава размыто отвечал, что они «разберутся по ситуации», Лев с тревогой спрашивал: «Ты будешь на меня жаловаться, да?».