Когда Пётр вернулся, то велел сунуть капу в рот, и начал разминаться, как перед поединком. Славе стало не по себе, он не спешил подчиняться требованиям.
— Драться что ли будем? – уточнил он.
— Нет, танцевать, — хмыкнул Пётр. И, не выдержав должной паузы для шутки, тут же сам её испортил: — Драться, конечно, а ты что хотел!
«Но я не хочу», — беспомощно подумал Слава, машинально вставая в бойцовскую стойку.
— А капу? – напомнил Пётр.
— Может, не надо?
Он опешил:
— Без капы без зубов останешься!
— Я имел в виду… Может, не будем драться? – сказал Слава, опуская руки.
Пётр ещё больше удивился:
— А что делать будем?
И тогда он то ли в шутку, то ли вправду ответил слегка вопросительно:
— Танцевать?
В общем, с боксом не задалось. Садясь в машину (Лев заехал за ним после работы), Слава передал ему боксерские перчатки – это были его, он нашел их на балконе и без спроса взял на тренировку. Глядя на связку, Лев спросил:
— Ты… боксировал?
— Да, — так и не дождавшись, чтобы Лев забрал перчатки, Слава кинул их на заднее сидение машины. – А ты как провел день?
— Писал стихи.
Слава рассмеялся: не над стихами, а над нелепой контрастностью их занятий.
— Не так уж это и смешно, — буркнул Лев.
— Я просто… Просто так странно, что мы поменялись, — искренне ответил Слава. – А стихи – не смешно, конечно. Это серьёзно. Покажешь?
— Может быть, потом.
Он не стал настаивать, но удивился отсутствию в себе удивления. У него из головы всё не шёл тот список:
«Я люблю тебя,
а ты меня нет,
по крайней мере,
мне так иногда кажется».
Он сам распадался в Славиной голове на строфу, как стихотворение. С тех пор он как будто понял: Лев пишет стихи, и теперь, узнав это наверняка, забыл удивиться. Вот бы посмотреть…
Когда они тронулись с места, Слава решил поделиться:
— Крис считает, что во мне много подавленной агрессии из-за того, что я не приемлю выражение злости, и из-за этого я могу токсично себя вести с тобой, не замечая этого.
— А я обычно замечаю, — поддакнул Лев, не отрывая взгляда от дороги.
— Ну, это, наверное, про то, что я могу говорить какие-то жестокие фразы, иронизировать…
— Да, ты всё это делаешь, — с удовольствием кивал он.
Слава хотел ответить: «Ты вообще-то тоже!», но вовремя понял, что это будет… агрессивно? И подавил в себе этот порыв, напрочь забыв об «экологичном выражении».
— У меня есть одна идея! – оживился Лев.
Слава тоже оживился, поверив в его неожиданное озарение, и подался вперед:
— Какая?
— Секс!
— Да блин, — Слава откинулся обратно на спинку. – Я ж серьёзно. Нужно что-то, что поможет мне выражать эмоции на постоянной основе, не копя их в себе.
Он увидел, как в зеркале заднего вида Лев недоуменно шевельнул бровями.
— У меня всё ещё есть одна идея, — невозмутимо сказал он.
— Та же самая? – догадался Слава.
— Ну да.
Он цыкнул, скрывая, что на самом деле ему приятна эта новая метаморфоза Льва: он говорит о сексе, и впервые за все прошедшие годы делает это без претензий («А почему только ты меня?!») и стыда (и снова: «А почему только ты меня?!»). Просто говорит. Просто шутит. Просто странный новый Лев.
— Ладно, на самом деле, у меня полно идей, — вдруг сказал он, делая музыку громче на «One Way Ticket to My Bed». Слава с подозрением покосился на трещащие динамики. – Можно петь песни во всё горло.
— Ого! – он, не ожидавший такого предложения, расхохотался.
Но следующие были ещё хлеще:
— Или выехать в поле и орать!
— А ты со мной будешь петь и орать? – уточнил Слава.
— Почему бы и нет, — пожал плечами Лев. Славино выражение лица его насмешило: — Что тебя удивляет?
— Ты же… такой сдержанный, — у него не сразу получилось подобрать подходящее слово для чопорного занудства Льва. То есть, такого слова, которое было бы не обидным, не начиналось на «д» и не заканчивалось на «ушнила».
Он, впрочем, возразил:
— Я очень даже несдержанный.
— Да ладно?
— Битьё людей противоположно сдержанности, — заметил Лев. – Просто моя несдержанность обычно со знаком минус.
У Славы в груди защекотало, словно он заново влюбился. Он, конечно, и до этого любил Льва – такой любовью, которую по-настоящему осознаешь, когда теряешь — настолько свыкаешься с ней, — а теперь снова почувствовал прилив радостного тепла, как в первые дни их знакомства, как во времена до всего плохого. Тогда он влюбился в изувеченного отцом, Америкой, прошлыми отношениями Льва, теперь же влюблялся в его здоровую версию. И самому хотелось быть рядом с ним здоровее, правильней, лучше.