Лев всегда вздыхал, когда доходил до этой аналогии. Мики, казалось, уже десятки раз проделал это в своих мыслях.
Они были худощавыми и угловатыми, одинаково смотрели из-под насупленных бровей, у них похожим образом ломался голос (или Лев просто не помнил, каким был голос Юры, и подменял его в своей памяти голосом Мики). С тех пор, как он застал сына за поисками таблеток для самоубийства, он боялся одного: повторно пережить с Мики то, что уже когда-то переживал с Шевой.
Конечно, в первую очередь он думал о суициде, и почти никогда – о наркотиках. Да что там «почти» — просто никогда. Ни разу за все пятнадцать лет, что он знает Мики, такого не приходило в голову: где Мики, а где наркотики? Он же не такой, они же нормальные, он же точно знает… Что-то такое он думал о собственной интеллигентности и сыновьей сознательности, напрочь забыв, и что и Юра был сыном профессоров, а не пьяных забулдыг. Иногда родительство просто даёт тебе под дых, кем бы ты ни был.
Теперь он смотрел как тот, зябко передергивая плечами на морозном ветре, запахивается в куртку, и недовольно поглядывает в сторону костра – на Мики все эти особенности туристической жизни наводили тоску. А Лев планировал, как они вместе пойдут запекать картошку, и он, как бы походя, расскажет ему историю из детства – тоже про поход, картошку и запекание, а потом спросит: «Где ты взял яд?». Неуклюже? Может быть. Но к некоторым темам просто невозможно ловко подступиться: к таким Лев относил темы сексуального воспитания, Ваниных отношений с девочками и Микиного яда, купленного в даркнете. Вполне, как он думал, равнозначно.
Он нашел на снегу длинную ветку, подобрал её, решив, что будет тыкать ею в угли между паузами в беседе, заполняя тишину, и пошел к Мики, чтобы в который раз рассказать одну и ту же страшную историю, как однажды он едва не убил своего отца.
Ночью, обустроив Мики постель в машине и уложив Ваню спать в палатке, он тихонечко обошел лагерь в поисках подходящего дерева – дерева, на которое можно залезть, поймать связь и позвонить наконец-то, блин, Славе. Такое нашлось неподалеку от нудистского пляжа (так он мысленно назвал место, где разбили палатки забавные полуголые ребята). Дерево стояло на берегу и клонилось к озеру, так что Лев прошелся по его стволу пешком – только ближе к кроне пришлось взять направление вверх.
С высоты ему открылся вид на озеро: холодное и устрашающее, оно было поистине огромным. Но тьма, опустившаяся на берег, казалась страшнее громадности озера. Лев старался держаться уверенно с детьми, и действовал строго по инструкции, заранее изученной на туристическом сайте, но честное слово: ему самому было не по себе на этом чертовом льду, поэтому он хорошо понимал Мики. Лёд непредсказуем: когда они двигаются по нему, они остаются живы только благодаря его милости. Лёд разрешает себя преодолеть, но, передумав, расходится под ногами толстыми трещинами – такова сила природы. Люди могут ей лишь подчиниться.
Теперь, когда самая черная тьма опустилась на землю, Лев заметил, что вдалеке пропала деревушка, из которой они следовали, а ещё небольшие строения и водокачка. Появилось ощущение абсолютной пустоты.
Найдя удобное положение на толстой ветке, Лев вытащил мобильный из внутреннего кармана куртки и, онемевшими от холода пальцами, набрал Славу – это был видеозвонок. Конечно, куда более щадящим для слабого сигнала был бы простой звонок, но так хотелось на него посмотреть…
Слава ответил сразу, посмотрел на него с экрана запикселенным квадратом, на котором едва угадывались глаза, нос и рот, и всё равно, даже такой, он вызвал во Льве всплеск нежной радости: Слава, Славочка…
— Я так соскучился, — сразу признался он.
Слава скрипуче рассмеялся:
— Я тебя почти не вижу, почему так темно?
— Сейчас ночь.
— А у вас там костра нет или другого освещения?
— Я на дереве. Ловлю связь, чтобы позвонить тебе.
Маленькие пиксели-квадратики растянулись на Славином лице в улыбку.
— Смотри не свались, — фыркнул он, плохо скрывая удовольствие от стараний Льва. – Как прошел ваш день?
Лев отчитался перед Славой за каждый шаг: как развлекал, чем кормил и куда уложил спать. Между делом сказал, что поговорил с Мики («Он согласился на диагностику и лечение») и разрешил Ване уйти в лагерь к хиппарям стучать по барабанам.
— Что за хиппари? – переспросил Слава.
— Не знаю, наркоманы какие-то, — легкомысленно ответил Лев.