Вспомнив, что давать детям в руки биты — плохое решение проблем (особенно любовных), Лев откинул эту идею, не позволяя ей развернуться, и сказал:
— Да она просто дура.
Ему казалось, это гениальный ответ. Но Ваня заспорил:
— Не-е-е-ет! — плакал он. — Она умная! Очень! Умнее меня в сто раз…
— Так она тебя старше, — заметил Лев. — К её годам ты будешь уже… академиком. А она кто? Чего она добилась в свои шестнадцать?
Сын тяжело дышал.
— Не знаю… — и вдруг, подняв на Льва мокрый взгляд, очень серьёзно спросил: — Если бы кто-то называл Славу тупым дураком, когда ты плачешь из-за него, это бы тебя утешало?
Учитывая, как много в последний год он плакал из-за Славы и этого болючего ощущения безответной любви, представить такое было не сложно. Он даже покачал головой: нет. Это бы злило, вызывало досаду, расстраивало сильнее — мало того, что плохо без Славы, так ещё и какому-то придурку сиди доказывай, что он не прав.
Вздохнув, Лев честно сказал:
— Вань, я просто не знаю, какие слова для тебя найти. Но понимаю, какую гадостную пустоту ты сейчас чувствуешь, — он убрал руку с плеча мальчика, но сел поближе, чтобы они могли друг друга почувствовать. — Я не нашёл правильных слов для себя. Не могу придумать их и тебе.
Ваня вытер правую щеку тыльной стороной ладони, всхлипнул.
— Слава снова с тобой, — глухо ответил он, как бы споря: тебе меня не понять.
— Да, — согласился Лев. — Слава — да. Но когда я был, как ты… может, чуть старше… был другой мальчик. Его я потерял навсегда.
— Почему?
— Он умер.
— И вы не были вместе?
— Нет.
— Вы не были вместе, а потом он умер? — кажется, это изумляло Ваню.
— Получается, что так, — грустно согласился Лев.
— Тебе было плохо?
— Очень плохо. Я даже заболел. Но потом выздоровел и… дальше всё было хорошо.
Да, это был очень сжатый и малоправдоподобный пересказ его молодости, но Лев наложил на свою жизнь цензуру 11+ и, кажется, это всё, что от неё в итоге осталось. «А потом всё было хорошо…»
— Ты встретил Славу?
— Только через десять лет.
— Ого…
— Но знаешь, не обязательно кого-то ждать годами, — он сам не ожидал, что скажет это. — Жизнь прекрасна сама по себе, её достаточно просто… жить.
— И ты просто жил?
Лев вспомнил всё, чем занимался те десять лет без Славы, и кивнул:
— Ну, типа того. Учился, путешествовал…
На кухне затихло звяканье посуды, прекратился шум воды. Ваня наскоро вытерев глаза, проговорил: «Понятно», быстро обнял Льва за шею, щекотно коснувшись лица новенькими дредами, и убежал. Лев тяжело выдохнул, когда дверь в спальню закрылась: он сомневался, что достойно прошел через отцовское испытание. Наговорил какого-то бреда, ещё и наврал с три короба… Хотя, может, в этом и заключается суть родительства?
Следующий час, как и положено, он отлеживал свою спину по рекомендациям этих «врачей», и перебирал в уме реплики, которые сказал Ване, и которые могли звучать лучше, точнее, правильней…
«Может, не надо было про Юру и смерть, вдруг он решит, что она теперь умрёт… Или надо было сказать, что у него ещё много девушек будет… Нет, это совсем плохо звучит»
— О чём был разговор? — Слава зашел в спальню, мягко прикрывая за собой дверь.
Лев не был уверен, какую степень секретности нужно соблюдать, и ответил:
— Да так… Просто поболтали.
— Ну ладно, — Слава перекинул через Льва ногу, садясь сверху на бедра, и взялся за пуговицы его рубашки.
Все дни после аварии он регулярно помогал снимать и надевать одежду, но с пуговичными вещами он уже прекрасно справлялся сам — они ведь даже не требовали поднятия рук — и теперь Лев в недоумении смотрел на Славу, восседающего сверху. Не то чтобы обычно он помогал ему именно из этой позы.
— Что-то… будет? — уточнил он.
— Если хочешь, — уклончиво ответил Слава, стягивая рубашку вниз по рукам.
— Не знаю, что ты задумал, и потому не знаю, хочу ли.
Он откинул рубашку в сторону и неуверенно положил ладони на бедра Славы — было непривычно видеть его в таком положении. Он наклонился, окутывая Льва сладким запахом, и, подобравшись губами к уху, жарко спросил:
— Хочешь поменяться?
Лев заволновался, заелозил под Славиным весом, словно хотел выбраться. Слава тут же освободил его, съезжая с бёдер и садясь рядом.
— Нет? — переспросил он, наблюдая за напавшей на Льва суетливостью.
Он не знал, что сказать. Столько лет он просил об этом, доказывая, что Слава ущемляет его в желаниях, а теперь, когда тот сделал шаг навстречу, Льву захотелось развернуться и сделать десять шагов назад. Или сбежать. Волнение, накатившее на него, не было приятным ожиданием, оно было скручивающим, почти тошнотворным — и он не мог понять, в чём причина.