Сегодня утром сын попросил поехать с ним к психотерапевту и подождать в коридоре. Сказал, что предстоит сложный разговор, и он не хочет добираться после него один. Слава согласился, конечно, согласился, хотя внутри всё сжалось в комок. Он сидел на жёстком стуле в коридоре, стараясь не вслушиваться в глухие голоса за стенкой, и держал в руках потрёпанный томик «Зова предков» Лондона. Книга была открыта на первой странице, но слова словно расплывались перед глазами. Он перечитывал одни и те же строчки снова и снова, но дальше не продвигался — мысли путались, сердце билось где-то в горле, а в ушах стоял навязчивый шум тревоги. Он нервничал.
Когда дверь кабинета наконец открылась, и Мики вышел, Слава сразу понял — что-то произошло. Лицо сына было бледным, глаза красными, а рукава серого худи влажными от слёз. Слава встал, неуверенно шагнул вперёд и спросил:
— Ты… ты как?
Вопрос прозвучал глупо, он сам это понял сразу же. Видел же — как.
Мики смахнул слёзы рукавом, не глядя на отца, и тихо произнёс:
— Говорили про Артура.
Слава замер. Он не ожидал, что сын назовёт причину слёз. Догадывался, конечно, какая тема могла так повлиять, но был уверен, что Мики не решится это с ним обсуждать. Похоже, ошибался.
— Молодец, что осмелился на такой разговор, — искренне сказал Слава, хотя голос его дрогнул.
— Будто у меня был выбор, — буркнул Мики, но в его голосе не было злости, только усталость.
Слава грустно улыбнулся. Он знал, что выбор есть. О насилии можно молчать десятилетиями, и он сам был тому примером. Можно прятать боль глубоко внутри, притворяться, что её нет, что всё в порядке. Но Мики выбрал другое. Он решил говорить. И это было важно.
— Разрешишь себя обнять? — мягко спросил он.
Мики кивнул, и Слава обхватил его, подставляя плечо под лохматую голову. Он заметил, как Мики пришлось чуть согнуться, чтобы коснуться лбом его плеча, и его обдало тревогой: какой он высокий. Зимой они были одного роста, а спустя несколько месяцев Мики его обогнал — наверное, даже не заметно для стороннего взгляда, но Слава чувствовал, как становится неудобно от Микиных размеров. Больше не уместишь в объятиях, не возьмёшь на руки, не утешишь на коленках. И даже не потому, что большой и высокий, а потому что: «Я уже взрослый».
Хотя, может, ещё не настолько. В такси Слава держал Мики за руку, поглаживая ладонью, и тот не возражал.
— Как себя чувствуешь? Ну, я имею в виду… — он замялся, не зная, как сказать: «В связи с биполярным расстройством». Не будет ли это грубо? Не ранит ли?
Мики его понял, дёрнул плечом:
— Нормально.
Слава не стал спрашивать, пьёт ли сын таблетки, чтобы не показывать своего сомнения в этом. Он знал, что Мики может воспринять это как недоверие, а сейчас ему нужна была поддержка, а не контроль.
— Со временем всё станет не таким острым, — пообещал он, хотя сам не был уверен, насколько это правда. Но он хотел верить, что боль, которая сейчас разрывает Мики изнутри, когда-нибудь станет тише.
— Что? — переспросил Мики, слегка отстранившись и глядя на отца с недоумением. — Мои беды с башкой?
— Всё, — повторил Слава, сжимая его руку чуть сильнее. — Всё станет легче.
Он не знал, прав ли он, но хотел, чтобы эти слова стали для сына чем-то вроде якоря — чем-то, за что можно держаться, когда кажется, что вокруг только шторм.
Мики вздохнул, вдруг меняя тему:
— О каком доме папа говорил в ресторане?
— М-м-м? — Слава сделал вид, что не понял.
На самом деле, он просто не придумал, как поговорить об этом с детьми. Ни со старшим, ни с младшим. Мысль о том, чтобы поднять эту тему, вызывала у него тревогу. Он боялся, что Мики воспримет это как предательство, как попытку сбежать от проблем, а не как поиск лучшего будущего для всей семьи.
— Звучало так, будто ваше путешествие ещё не окончено, — пояснил Мики, глядя на отца с лёгким подозрением.
На их второй свадьбе — где не было кавказских танцев, потому что Слава забросил репетиции во время восстановительного периода Льва, — они проговорились об эмиграции. Лев сказал, что звучал иносказательно и неоднозначно, Слава же считал, что Мики зацепится за эту фразу — «наш дом, даже если он будет не в России» — и распереживается. Но говорил об этом без претензий: речь, которую озвучил Лев, того стоила.
— Да, мы думаем о переезде, — признал Слава. — Но в другую страну.
— В какую? — напряженно спросил Мики, убирая свою руку из Славиной руки.
— Ну… мы думаем об одной, — он торопился сгладить углы: — Но ты уже взрослый, если не захочешь уезжать, можешь остаться здесь. Это всё равно не в ближайшее время, может, через год или даже позднее.