Протараторив это, Ваня громко поднял крышку пианино, бухнулся на стул и ударил по клавишам. У Славы закололо в висках и, поморщившись, он попросил:
- Вань, пожалуйста, тише.
- Ладно, - понуро ответил мальчик и, устраивая мобильный с нотами на пюпитре, случайно уронил его на клавиши, снова издав какофонию звуков. – Извини, – прошептал он, вжав голову в плечи.
Слава, вздохнув, поднялся с дивана и вышел из комнаты, закрыв в гостиную дверь.
Ночью он слышал каждого.
Кроме Вани.
Почти 15 лет. Лев [15]
Через несколько дней после той злосчастной ночи Мики пришёл в норму: начал писать книгу про пацана-еврея. Лев был уверен, что это признак улучшений, а, может, даже доказательство их со Славой излишнего беспокойства: ну, если так подумать, сиди Мики на наркотиках, у него бы не оставалось времени на творчество.
С этим утверждением в голове Льва спорили, во-первых, все писатели-наркоманы (а это значит, почти все писатели), во-вторых, он сам: уж кому, как не Льву знать, что жажда творить неразрывно связана с внутренним неблагополучием. Но когда Льву было плохо, он писал о своих чувствах, а не о евреях, так что, может, это и не тот случай. Он даже думал: может, Мики настоящий писатель, потому что умеет жить в выдуманных историях, а Лев – горе-поэт, потому что умеет только плавать в коктейле из собственных несчастий. Может, они несравнимы – и это к лучшему.
Но спокойная жизнь не желала начинаться. Едва к старшему сыну вернулся человеческий цвет лица, как младший начал ломать конечности на школьном футболе. В кружок он записался в первую же неделю учёбы, а вот ноги и руки начал ломать только на летних каникулах. Потом лежал дома с растяжением и страдал куда сильнее, чем полагается при таких травмах: «Слава, посиди со мной», «Мики, принеси воды», «Лев… ай, ладно, ничего».
Лев, усмотревший в этом вторичную выгоду, сказал:
- Если ты не хочешь заниматься футболом, так и скажи. Это не обязательно.
Он тогда почувствовал себя прогрессивным родителем, дающим право выбора. И Ваня его сделал:
- Хочу, - сказал он, – мне всё нравится.
А на следующий день повредил лодыжку – вдобавок к недолеченной руке. Забирая сына с тренировки, Лев, раздражившись на удивительную регулярность повреждений, сердито сообщил сыну:
- Вань, ты понимаешь, что твои травмы стоят не дешево?
В Канаде бесплатная медицина, но в Британской Колумбии мигрантам полагается страховка только через три месяца, и парочка Ваниных вывихов действительно влетела им в копеечку, но, в остальном, Лев преувеличил: с ушибами и растяжениями (кои составляли большинство на Ванином теле) они справлялись дома.
- Я же не специально, - прохныкал мальчик.
- А по-моему, специально, - отрезал Лев.
Он понимал, как это неправильно, но всё равно злился: на эту инфантильность, на желание, чтобы они, родители, сидели возле него целыми днями и вытирали сопли, и, хотя это казалось совершенно естественным: быть инфантильным в десять, Лев считал, что уж если тебе повезло быть самым крепким, психически здоровым и благополучным, так потрудись не создавать проблем в непростой для семьи период. Неужели в десять лет так сложно понять, что такое деньги, переезд и кризис? Когда Льву было десять, он спал с ножом под подушкой, потому что боялся собственного отца, так что он знал: в таком возрасте самое время осознать, что такое реальная жизнь. Тем более, у его детей, у его несчастных и измучившихся от сытой жизни детей, реальность вовсе не так ужасна, как они пытаются показать.
Они поругались из-за этого, когда ехали с тренировки домой. Даже странно: поругались ровно так, как Лев привык ругаться с Мики. Ваня был мягче и… проще. Его аргументы в споре заканчивались словами: «Бе-бе-бе» или «Так тебе и надо», он не отличался извилистым путём мысли, а тут вдруг…
Лев выговаривал ему ровно то, о чём думал последнюю неделю: надо быть серьезней, самостоятельней, он уже взрослый, должен понимать…
Ваня сидел рядом, пристегнутый к автокреслу, и, сложив ноги по-турецки, флегматично ковырял корочку от ранки на коленке. На тренировке кто-то случайно попал по ней кедом, перепутав с мячом.
- Я не взрослый! – хмуро произнёс он.
- Да? А знаешь, что делал я, когда мне было десять?
- Что? – с вызовом спросил Ваня.
- Спал с ножом под подушкой, - с гордостью за себя ответил Лев. – Потому что мне нужно было защищать от отца маму и сестру. В десять лет я прекрасно понимал, кто чего стоит.
- Я тоже прекрасно понимаю, кто чего стоит, - серьёзно, без тени своей обыкновенной смешливости ответил Ваня.
Льву стало не по себе от его ответа. Потеряв твердость в голосе, он растерянно заключил: