Он подозвал Ваню на кухню и заговорщицки попросил:
- Можешь сказать папе, что я сегодня ходил с тобой в больницу не в рубашке?
- Зачем? – не понял мальчик.
Лев, поразмыслив, решил, что просьба странная, как ни крути, а любые выдуманные причины сделают её ещё страннее. Поэтому он назвал настоящую:
- Хочу, чтобы он заметил, как я меняюсь.
Ваня посмотрел на него очень серьёзно, как будто всё понял, но, когда пришёл Слава, сделал всё так, как будто ничего не понял.
В шесть часов вечера, когда щелкнула замком входная дверь, Лев услышал звонкий голос младшего сына из коридора:
- Привет, Слава, - сказал он. – Лев просил передать, что сегодня он ходил со мной в больницу не в рубашке… О, а что в пакете, ты купил мне что-нибудь? О-о-о, мармеладные мишки!..
Мики, прошмыгнув в гостиную, глянул на Льва с глумливой усмешкой:
- Что, Ваня провалил задание?
- Надо было тебя попросить, - цыкнул Лев.
- Да, я бы сказал, что ты ходил без рубашки.
Конечно, Слава не впечатлился. Сначала он едва сдерживал смех, и у Льва появилась надежда, что этот ребяческий поступок их примирит (каждый раз, когда Лев делал что-то глупое или смешное, Слава смягчался), но потом он, напустив строгости в голос, сообщил, что «смена рубашки на футболку не решит наших проблем».
- Но я пытаюсь…
- Ты пытаешься не в ту сторону.
- А в какую надо?
- Я уже говорил.
Когда Слава опустился рядом, на диван, на его лицо упала солнечная полоска света, пробивающаяся через щель в жалюзи. Он сощурил глаза, и Лев заметил, как перламутрово блестят тени на веках и блёстки на щеках. Прижавшись щекой к спинке дивана, он наблюдал за этим целую минуту, прежде чем сказать: - Тебе очень идёт.
Слава хмыкнул, явно не поверив.
- На прошлой неделе это было «гадостью», - напомнил он.
- Да не будь таким злопамятным!
Слава непримиримо посмотрел на Льва.
- Вот поэтому тебе и нужна помощь, - веско заключил он.
Почувствовав, как начинает накаляться обстановка, Лев попытался сменить тему:
- Кстати, насчёт Мики. Не думаю, что ему нужна помощь.
Слава нахмурился:
- Почему?
- Ну, у него появилась девушка. И они целовались. Значит, всё хорошо, да? Разве люди, которых насиловали, продолжают жить как ни в чём ни бывало?
- М-м-м, - скептически протянул Слава. – Даже не знаю.
Ничего не становилось лучше. Ни отсутствие рубашки, ни тот факт, что он, как сказал Ваня, «сегодня добрый», ни комплименты макияжу – ничто из этого не улучшали их отношения. Что странно, ведь именно таков был список Славиных претензий: рубашки, тирания над семьей и «Это чё?» при взгляде на макияж. Он исправился, а Славины обиды никуда не делись. Когда Лев попросил его вернуться жить в их спальню, он отказался.
- Почему?
- Всё разваливается, - повторил Слава фразу, которую уже говорил на днях. – Не хочу, чтобы ты забыл.
- Забудешь тут…
Лев, прохаживался по спальне, наблюдая, как Слава забирает из нижнего ящика кровати свои одеяло и подушку. Поймав его взгляд, Слава спросил:
- Ты принял какое-то решение?
- Я ещё думаю, - сдержанно ответил Лев.
- Думай.
За стенкой послышался истошный вопль, затем последовали топот, грохот и Ванины крики, призывающие прийти на помощь.
- Скажите ему!
- Нет, скажите ему!
Они устало переглянулись, как бы спрашивая друг друга: ты или я? Слава, взглядом сказав: «Ладно, я», вышел из спальни.
Вот они – единственные объединяющие моменты жизни.
Почти 15 лет. Слава [18]
Бывают такие моменты в жизни, которые застревают в человеческой памяти и становятся неизгладимыми. Ты закрываешь глаза и продолжаешь их видеть. Затыкаешь уши, но продолжаешь слышать. Ты неожиданно сворачиваешь в переулок, а они следуют за тобой.
Слава думал, что это будут ворота. Они будут снова и снова падать перед его глазами, как символ его беспомощности, его попустительского недосмотра, и он никуда от них не скроется. Но они быстро вытеснились, оставив только шлейф воспоминания, только ощущение: он знал, что ворота упали, но спустя каких-то десять минут уже не мог объясниться с врачами, как именно это случилось: они упали сами по себе? Или Ваня прыгнул? Или прыгнул кто-то из детей? Он не помнил… Совершенно не помнил.
Оказалось, самое страшное в катастрофах не момент, когда они случаются, а секунда до. Часы до. День до. Вот что возвращалось к нему в воспоминаниях снова и снова.
За день до падения ворот он наорал на Ваню. Вот прям так – наорал, хотя вообще-то по пальцам посчитать, сколько раз он на кого-либо орал. Теперь он думал: оно того не стоило. Перед ужином, когда Ваня должен был выпить свои таблетки, он начал ими баловаться: пытался засунуть одну из пилюль в нос. Слава попросил прекратить, но он продолжал. Слава попросил ещё раз, но от его просьб на Ваню только больше азарту находило: и вот уже вторая пилюля пошла в ход. Слава представил, как они застрянут в его носу, и придётся ехать в больницу, чтобы извлекать таблетки обратно. И тогда он накричал на него, потому что казалось, что накричать будет проще, чем всё бросать и искать детского отоларинголога.