- Ты не пройдёшь в палату?
- Я там весь день провёл. А ты… Может, ты хочешь побыть с ним один…
- Да не то чтобы.
- …поговорить, - добавил Слава.
Лев хмыкнул:
- Вряд ли он мне ответит.
- Он тебя слышит.
- Это не доказано.
Лев встречал таких романтиков среди коллег: «Говорите с ним, он обязательно вас услышит», но сам таким не был, а через пару лет работы и у большинства романтиков отваливалась романтичность – с ней долго не протянешь.
Сделав над собой усилие, он зашёл в палату, решив, что просто переждёт. Если для того, чтобы быть хорошим отцом в глазах Славы, он должен торчать над кроватью ребёнка в коме – он это сделает. Но для себя лично Лев не находил в этом никакого смысла.
Он прекрасно понимал ситуацию: Вани здесь нет. Ни в каком виде. Он их не слышит, а если брать за руку – не чувствует. Люди просто поддаются самообману – все люди: и родственники пациентов, и сами пациенты, которые, приходя в себя, начинают рассказывать какие-то байки. Лев за десять лет их столько наслушался, что в пору книги писать: от типичных рассказов про свет в конце туннеля до религиозного бреда в лице Иисуса, зовущего на небеса. И что теперь, во всё это он должен поверить?
Он сел на круглый табурет рядом с Ваниной постелью – боком, так, чтобы не смотреть на сына, а то от этих трубок из носа Льву становилось не по себе – он привык видеть Ваню без них. Глянул на настенные часы и решил: пятнадцать минут. Ровно столько он просидит здесь, прежде чем вернуться к Славе и заверить, что он «побыл с сыном».
Время пошло.
Первую минуту он покачивался на табурете в такт пиканью кардиомонитора. Потом надоело, он вытащил телефон, нашёл фотографию заключения (Слава прислал) и начал вчитываться: «Закрытая черепно-мозговая травма. Ушиб головного мозга тяжелой степени без сдавления. Контузионный очаг в височной доле». Лев с сочувствием глянул на Ваню: похоже, с музыкой будет покончено. Он бодрился, пытаясь шутить сам с собой: зря везли дурацкое пианино, а он же говорил…
Больше всего на свете Льву в тот момент хотелось быть по другую сторону. Быть на месте доктора Тонга. Он представлял, что, случись такое в России, он бы точно сейчас не сидел на табурете. Он бы распорядился, чтобы Ваню разместили в его отделении, и плевать ему, что оно не детское, раз он так сказал – пускай так и делают, а Ольга, она главврач, только бы поддержала. Он бы заходил в Ванину палату сколько угодно раз (даром, что не «близкий родственник»), и лично бы контролировал состояние, лечение, назначения – ничего бы не прошло мимо. И ему бы не приходилось ждать, пока какой-то доктор Тонг, сраный китайский реаниматолог с Алиэкспресса, соизволит сообщить о Ванином состоянии. Он ненавидел беспомощность и не умел с нею мириться, а в Канаде она преследовала его повсюду, куда ни плюнь. Он хотел контроля. Над всем.
Он снова посмотрел на часы. Прошло пять минут.
Резким движением поднявшись с табурета, он прошёл к двери, распахнул её и сказал:
- Слава, я так не могу.
Он нахмурился – скорее растерянно, чем строго:
- Что… не можешь?
- Не могу сидеть и ничего не делать, - он шагнул вперед, закрывая за собой дверь Ваниной палаты.
- Выбор у нас небольшой, - заметил Слава, поднимаясь со скамейки.
- Это у тебя… небольшой. А я… Вообще-то это моя работа.
Прозвучало, словно доктор Тонг отобрал у него работу, но именно так Лев себя и чувствовал. В любой ситуации он всегда лечил своих детей. Всегда. Кроме Микиной психиатрии – там уж пусть сами разбираются, а он только таблетки может помочь выпить.
Слава непонимающе смотрел на него.
- И что ты предлагаешь-то?
- Ничего, - беспомощно ответил Лев.
Вот опять – беспомощно! Но он же правда ничего не может…
- Просто это… это не для меня, - с новой силой повторил он. – Это ты можешь… ходить сюда, разговаривать. Я не против, тебе, наверное, от этого легче. Но мне – нет. Это не мой способ. Я не могу с ним разговаривать, я должен что-то делать, чтобы ему стало лучше. Не разговаривать. Не высиживать здесь время.
Слава смотрел на него с неподдельным сочувствием и Льву даже показалось, что это первый момент в Канаде, когда они друг друга услышали.
- И что делать? – спросил он.
- Не знаю! – жалко, даже жалобно повторил Лев. – Я посмотрел, что он назначает, я даже не понимаю, что это такое, у нас таких препаратов нет. Приходится всё гуглить, чтобы разобраться, и я не могу с ним об этом разговаривать, не могу говорить, что с чем-то не согласен, я же здесь никто…
Он почувствовал тепло на щеках: это Слава положил на них свои ладони. От неожиданности Лев умолк, ощущая, как тепло от любимых рук растекается по всему телу. Слава заглянул в его глаза и проговорил: