Льву нечего было на это возразить. По крайней мере, он убедил его не продавать квартиру: и убеждение это сработало только потому, что в глубине души они оба знали, чья она на самом деле. По совести, а не по бумагам.
Но с домом всё было сложнее.
Потом Слава решил избавиться от машины.
- Зачем её перевозить? – спрашивал он. – Это будет стоить дороже, чем купить новую.
Лев сразу вспомнил всё: как они выезжали к морю, как Мики пролил сок на заднем сидении, как они слушали «Богемскую рапсодию» на полной громкости, открыв окна, словно в «Мире Уэйна».
- Нет, только не машину! – запротестовал он.
- Лев, она старая…
- Сам ты старый!
- Кто бы говорил!
Он перешел на мольбу:
- Пожалуйста, давай оставим машину.
Слава тяжко вздохнул:
- Почему это так важно?
Лев посмотрел ему в глаза и сказал самое честное, что вообще когда-либо говорил за свою жизнь:
- Потому что мы едем в какую-то срань за тридевять земель, где у меня не будет ни одного напоминания об этом месте, где я встретил тебя и попал в лучшую версию своей жизни.
Слава, улыбнувшись, показал ямочку на щеке, и справедливо возразил:
- Но там буду я. Мы создадим новые воспоминания. Новые «наши места». Разве это не лучше?
- Не лучше, - по-детски возразил Лев.
Он не знал, как ему объяснить. Не знал, как рассказать Славе, что с того момента, как они начали готовиться к переезду, ему кажется, что они прощаются. Что он мог сказать? «У меня плохое предчувствие»? Но он же не из тех, кто верит в «предчувствия». Он рациональный. По крайней мере, пытается таким быть.
- Ты романтичный, - сказал Слава, улыбнувшись.
- Ничего подобного.
- Во всём видишь какой-то символизм, - продолжил тот, не слушая возражений. – Это круто.
- Нет, не вижу.
Он посмотрел на Льва с хитрой усмешкой:
- Можем тогда не брать с собой эту стремную биту, которой двадцать с хером лет?
Лев нахмурился:
- Не можем.
Слава рассмеялся.
Он отстоял перед ним квартиру, машину, биту, но дом отстоять не смог. И чем дольше тосковал по нему, тем явственней понимал, что это не тоска по дому, это – обида на Славу. Напарник, с которым ты строил шалашик в детстве, раскурочил его и сказал, что больше не хочет играть. Уходя, прихватил с собой стул.
Примерно так чувствовал себя Лев, когда вспоминал, с какой легкостью Слава принял решение о продаже. Потом он много думал об этой семантике слов: почему «продать дом» звучит так странно, так двусмысленно? Не потому ли, что в тот день было продано нечто большее?
«Просто ты опять видишь ненужный символизм», - раздражался он сам на себя.
Ну, может быть.
И всё-таки?..
Почти 15 лет. Слава [4]
Он не считал, что давит с переездом. Он со всеми разговаривал честно.
Сначала, конечно, со Львом – с ним разговоры начались гораздо раньше, ещё до всяких конкретных решений о Канаде. Десять лет назад, когда они стали родителями, Слава впервые сказал, что в России оставаться нельзя. Это был 2009 год и как ему казалось теперь, из 2019-го, то было не худшее время в стране.
Лев работал реаниматологом второй год и все свои «нет» аргументировал словами о профессии, дипломе и семи годах жизни.
- Ты просто предлагаешь мне выкинуть семь лет жизни, которые я потратил на эту профессию, и начать заново, - говорил он.
- Можно переучиться, - неуверенно возражал Слава.
Он, со своим образованием колледжа, где его учили рисовать ровную линию под линейку, чувствовал себя не имеющим права давать Льву советы. Но переучиться и правда было можно…
- Это еще несколько лет, - напомнил Лев.
- Но меньше семи.
Каждый раз, когда они об этом говорили, Лев начинал заводиться.
- Слушай, я всё время делаю так, как хочешь ты, - с раздражением высказывал он. – Сначала ты решил, что хочешь воспитывать ребёнка, и я сказал – хорошо. Потом ты решил, что мы должны делать это вместе, и я снова сказал хорошо. А теперь ты говоришь, что из-за этого ребёнка я должен бросить всё, что для меня важно, и срочно эмигрировать, и каждый раз я слышу один и тот же ультиматум: или я делаю так, как ты скажешь, или мы расстаёмся.
- Это не ультиматум… - попытался возразить Слава, но Льва уже было не остановить.
- Тебе самому ничуть не страшно, что я приму эти условия? Или тоже скажу: или я, или пошёл на хер? Почему ты так легко разбрасываешься нашими отношениями, они для тебя ничего не значат?
«Потому что я – отец», - мысленно ответил Слава.
Он искренне считал, что теперь это важнее всего. Он должен действовать в интересах Мики – в ущерб себе, в ущерб Льву, в ущерб их отношениям. Мики был отличным малышом, всегда здоровался со взрослыми, вежливо вёл себя в гостях, осторожничал с незнакомцами, никого не обижал на детской площадке, умел делиться конфетами, не задирал нос и не писал в штаны, а значит, представлял собой идеал пятилетнего человека. Потом Слава будет анализировать его годами: каким Мики пришёл к нему от сестры и в кого превратился рядом с ним.