Я постучал.
Дверь мне открыл тот самый математик. Я прошел в квартиру, зашел в Чайкину комнату и здорово перепугался. Он лежал на полу возле своего кресла. Просто лежал и пялился в потолок.
Я подбежал к нему, но не успел даже ничего произнести, как он сделал это вместо меня:
— Приивеет!
Жив.
— Тебе плохо?
— Мне отлично.
— Ты лежишь на полу.
— А ты думаешь, я сам этого не заметил?
Пол был грязным, словно в комнате никто никогда не убирал. Скорее всего, так оно и было. Пахло то ли бензином, то ли еще какой-то дрянью. Компьютер был включен, из динамиков доносились звуки какой-то легкой ненавязчивой песни. Я подумал, что это Кэт Стивенс.
Вообще, мне уже немного поднадоело то, что я никак не могу с ним нормально поговорить. Я как ни зайду – он либо еще убит, либо сонный и несет какую-то чушь.
Тогда я просто ушел и бродил по городу всю ночь.
Медленно шастал по улицам, не обращая внимания на редких прохожих. Крепко сжимая нож, лежащий в правом кармане куртке. Я точно знал, что ни за что в жизни не применю его. Мне просто нравилось ощущать его приятный железный холодок.
Кривой – хороший город. И плевать, что куча алкашей, а нариков еще больше. Так же везде. Тем более, что наркотики не самая страшная проблема. По-моему лучше быть конченым наркоманом, чем, например, быть сухой, зашоренной офисной крысой, кем я и стану, хотя возьмут ли меня туда – тоже вопрос. Когда-то я пытался пойти работать в один офис, работа вроде не сложная, но что-то меня явно напрягало. Сидят пятнадцать тупых туш в тесной комнате с тремя компьютерами. Престарелые тетки, ПТУшники и другое быдло, сидят и вызванивают по всем номерам, что есть у них в базе.
— Алло, — говорит, — я представитель компании ВИКЕСТАР, скажите, пожалуйста, у вас дома пользуются интернетом?
Ждет ответа.
— Хорошо. А вас устраивает ваш провайдер?
Ждет ответа.
— А хотите, я расскажу вам о преимуществах интернета от ВИКЕСТАР?
Ждет ответа.
— Но поверьте, я уверена, что вас это интересует…Нет? Хорошо, спасибо.
Она кладет трубку и громко говорит: «Долбоеб тупой». И смеется. Это мерзкие твари, поэтому если вам такие звонят – посылайте их сразу, не ждите пока она начнет лить вам в уши всякое говно.
Проходя мимо остановки, я увидел плакат, рекламирующий тот самый интернет от ВИКЕСТАР. Я подошел, сорвал его, выкинул в мусорку и был очень доволен собой.
Так я и бродил там, думая о всякой всячине. От автовокзала и до 95 квартала, потом обратно.
Математика, кстати, звали Родион. Тупейшее имя, разве нет?
Потом Чайку все-таки выписали из больницы. Он был разбит, уничтожен и просто раздавлен тем фактом, что у него больше нет ног. Даже представить трудно, что Чайка тогда чувствовал. Но он неплохо справлялся и довольно прытко выкарабкивался из этой ямы.
— Зато я теперь могу не ходить на плаванье. — сказал он однажды и я понял, что все не так уж и плохо.
Первые недели он привыкал к тому, что для того чтобы просто пойти поссать нужно было потрудиться. Он сидел целыми днями дома и от скуки начал читать книжки, которые я ему советовал. Это потом мы ездили на прогулки, я начал вытаскивать его в парк. Просто вы должны понимать, что городок-то маленький, каждый норовит то пожалеть тебя, то ляпнуть что-то типа «Держи хвост пистолетом» или «Не сдавайся!». Чайку это злило просто до ужаса.
Со временем и родители привыкли к тому, что Чайку жалеть не стоит, что нужно относиться к нему как к нормальному человеку. Он очень это ценил. Отец стал больше времени проводить с нами, рассказывал всякие потешные истории, выходил с нами в парк и общался не как с детьми, а прямо-таки как со своими друзьями, что не могло нас не радовать. Он даже матерился! Рассказывал даже о том, как в армии попробовал покурить афганского каннабиса, и как его вырубило на несколько часов. Он шутил про маму, а однажды совершенно серьезно сказал:
— Сколько бы она ни кричала, ни выводила меня из себя, я все равно люблю эту женщину, как и много лет назад.
И это было здорово, потому что раньше ни мы, ни он не позволили бы себе такой близости. Раньше мы могли сидеть в одной комнате и молчать. И это трудно назвать неловким молчанием, потому что неловко не было: ни мне, ни отцу, ни Чайке.
Что касается мамы, то сначала она практически не кричала, но потом характер взял свое. Под руку попадали мы с отцом, но затем доставалось и Чайке.