Не сказать, что я был рад, когда пришел в себя.. Я был в самой обычной больничной палате с мрачными стенами и высокими потолками. Руки и ноги были целыми, во всяком случае, они не болели, чего не скажешь о голове, которая невыносимо трещала. И было так тихо, что сначала мне показалось, что я оглох, но скрипучая кровать развеяла эти мысли. Моя одежда лежала возле кровати на табуретке. Я поднялся, натянул штаны, накинул куртку и обулся. Коридоры были пустыми, как и пост медсестры. Я заглянул в соседнюю палату, но и там тоже никого. И пошел домой.
Улицы остались на месте. На них все так же разъезжали машины, ходили люди и бегали собаки. Но что-то явно изменилось. Я шел, шел очень долго, пока не вышел на знакомую тропу, ведущую к моей пятиэтажке. Она стояла там же. Я вошел в дом, доковылял до квартиры. Странно то, что дверь была открыта. Наверно, услышав мои шаги, соседка отворила свою дверь и удивленно уставилась на меня:
— А ты разве не переехал?
— Почему вы не убрали мышь? — спросил я, глядя на мышонка, труп которого заметно усох и теперь казался небольшим комочком шерсти.
— Что? Так ты не переехал? А куда тогда отвезли твою мебель?
Но я не стал отвечать, просто вошел в квартиру.
Там было пусто. Не было абсолютно ничего, кроме старых обоев и люстры, которая покачивалась из-за открытого окна. Исчез и телевизор, оставив меня наедине с этой реальностью. Интересно, кому понадобились мои вещи. Хотя нет, вовсе не интересно.
Я бы сейчас лег спать, было бы где. Уснул бы, как тогда на охоте, когда кабан чуть не разорвал меня на куски. Вырубился бы, как тогда в самолете. Самолет. Я вспомнил о той штуке, которая лежала у меня в кармане. Плеер, который подарил мне тот старик. Да, он был во внутреннем кармане куртке. Распутав наушники, я вставил их себе в уши. Экран плеера осветился ярко-синим светом, и заиграла самая прекрасная песня, которую мне когда-либо доводилось слышать. «Hugh Laurie», — подумал я, — «Я тогда не умер, потому что тот старик в самолете слушал Hugh Laurie».
Я лег на холодный пол и закрыл глаза.
— Ну, бывает, — сказал я в пустоту.
«Ну, бывает», — повторило эхо.
— Франц, — говорит мой начальник – толстый свин, которого я все равно безгранично уважаю и ценю, — Франц, тебе лучше отдохнуть.
— Отдохнуть?
— Да, отдохнуть. Ты хороший работник, но даже самым лучшим иногда требуется отдых.
Я согласен. В принципе согласен. Но я подумывал над тем, чтобы взять отпуск немного позже, может, через месяц…
— Вот, — говорит начальник, протягивая мне какой-то листок, — поставь внизу свою подпись, а я заполню все остальное.
— Спасибо, но…
— Никаких но, Франц, отправляйся домой. И отдохни, понял?
Я не понимаю, почему я так быстро сдался? Ну и ладно, думаю.
Я шел домой, размышляя о том, чем же займусь. Действительно, чем?
Так, я родился и первым делом меня искупали в нашем озере – Планзе. Потом я подрос, и отец все время водил меня на то же озеро купаться. Мне, ребенку, оно казалось огромным как море и глубоким как океан. Планзе всегда вызывало во мне восхищение, я трепетал перед величием этого удивительного озера, но я никогда его не боялся. За всю мою скромное существование, Планзе забрало жизни только троих людей, и все они были беспробудными пьяницами. Поэтому я всегда без опаски заплывал на такие расстояния, где глубина могла доходить даже до пятидесяти метров.