Дерек подумал о том, что может предложить Земля. Он любил ее. Эти испорченные люди не понимали, что такое любовь.
— Ну, что скажете, Энде? Я не бросаюсь словами. — Беликс Икс Саппоуз нетерпеливо барабанил пальцами по собственным пантам.
— Э-э… Да, от Утеса удастся узнать многое. Меня это не касается. Моя часть работы завершена. Я не интеллектуал просто полевой исследователь.
— Вы не ответили на мое предложение.
Дерек посмотрел на собеседника с некоторой досадой. Беликс принадлежал к племени неглаатов, столько сделавшему для установления мира в галактике. Его позвоночник разветвлялся на сложную систему отростков-пантов, с которых шесть темных, как сливы, глаз изучали Дерека со стойким раздражением. Прочие участники вечеринки, включая Джапки, женщину Беликса, также смотрели на него.
— Я должен поскорее вернуться на Землю, — сказал Дерек.
Что там говорил Беликс? Предлагал какой-то пост? Он беспокойно заерзал на ложе, чувствуя себя, как всегда, неуютно в окружении плохо знакомых людей.
— Вам скучно, господин Энде?
— Вовсе нет, уверяю вас. Извините меня, Беликс, я просто потрясен роскошью Яркоока. Увлекся обнаженными танцовщицами.
— Я боюсь, что вы скучаете, — Совсем нет, уверяю вас.
— Позволите предложить вам женщину?
— Нет, спасибо.
— Может быть, мальчика?
— Нет, спасибо.
— Вы когда-нибудь пробовали цветущих асексуалов с Кфидса?
— Спасибо, как-нибудь в другой раз.
— Тогда, надеюсь, вы извините, если мы с Джапки снимем одежды и присоединимся к танцам, — холодно сказал Беликс.:
Когда они уходили навстречу поющим трубам, Джапки сказала что-то, из чего Дерек разобрал только «высокомерный землянин». Он встретился глазами с Йоном и понял, что партен тоже это слышал.
Дерек инстинктивно отмахнулся рукой, подавляя обиду, потом встал и заходил по комнате. Он часто проталкивался через группы обнаженных танцоров, не обращая внимания на их недовольство.
Мимо одной из дверей проплывала лестница. Он шагнул на нее, чтобы вырваться из толпы.
По лестнице спускались четыре женщины. На них были яркие платья с пульсирующими звон камнями. Они смеялись и болтали, и лица их были озарены светом юности. Дерек остановился и посмотрел на них. Одну из них он узнал и непроизвольно окликнул:
— Ева!
Она уже увидела его. Махнув спутницам, она подошла к нему танцующей походкой.
— Итак, отважный землянин вновь поднимается по золотым ступеням Пиннати! Что ж, Дерек Энде, твои глаза темны, как всегда, а чело серьезно.
Он смотрел на нее, и поющие трубы впервые за вечер звучали для него согласно, а к горлу подкатил восторг.
— Ева!.. Твои глаза ярки, как всегда… И с тобой нет мужчины.
— Стечение обстоятельств работает на тебя. — Она засмеялась — да, он помнил этот звук! — а потом сказала серьезнее: — Я услышала, что ты здесь с Беликсом Саппоузом и его женщиной, и совершила страшную глупость, придя увидеть тебя. Ты же помнишь, как я люблю делать глупости.
— Глупости?
— Наверное, да. Ты, Дерек Энде, изменился меньше, чем ядро Пирилина. Предположить иное было глупостью; знать, что ты не изменился, и все же встретиться с тобой — двойной глупостью.
Он взял ее за руку и повел вверх по лестнице; скользящие с обеих сторон комнаты расплывались перед глазами. — Тебе обязательно вспоминать старые обиды, Ева? — Мне не надо вспоминать; это стоит между нами. Я боюсь твоей неизменности; потому что я — как бабочка рядом с твоим серым замком.
— Ты. прекрасна, Ева, так прекрасна! И разве бабочка не может спокойно отдохнуть на стене замка? — Он с трудом приспособился к ее иносказательной речи.
— Стены! Я ненавижу твои стены, Дерек! Разве я бульдозер, чтобы пытаться проломить стену? И есть ли они, нет ли их — ты все равно останешься узником.
— Давай не будем ссориться, пока не согласимся хоть в чем-то, — сказал он, — Вот звезды. Разве мы не можем сойтись во мнениях о них?
— Можем, поскольку мы оба к ним равнодушны. — Ева огляделась и бесстыдно прижалась к нему. Лестница достигла высшей точки и медленно двинулась вдоль верхнего края Яркоока. Они стояли на верхней ступени, и ночь окружала их вспышками зеркальных отражений.
Ева Колл-Кеннерли была человеком, но не из семьи землян. Она происходила из племени велюров из У-образного скопления густонаселенного Третьего Рукава галактики, и кожа у нее, как у всех ее соплеменников, была покрыта густой коричневой шерсткой. Блестящие способности Евы нашли себе применение в том же исследовательском отделе, что и более скромные таланты Беликса Саппоуза. Дерек познакомился с ней в прошлый раз, когда был на Пирилине. Их любовь была постоянной войной.
Теперь он смотрел на нее, касался ее и не мог сказать ни слова. Под взглядом ее живых глаз он попытался улыбнуться.
— Поскольку меня, как стрелку компаса, тянет к сильным мужчинам, мое щедрое предложение все еще Остается в силе. Разве это не достаточная приманка?
— Я не считаю тебя ловушкой, Ева.
— Тогда сколько еще столетий ты намерен замораживать себя на Земле? Ты по-прежнему верен, если я припоминаю твой эвфемизм для рабства, своей Госложе, ее холодным губам и запертому сердцу?
— У меня нет выбора!
— Ах да, на этом пункте я потерпела поражение — и не раз. Она все еще продолжает исследования трансмутации видов?
— Да, конечно. Средневековая идея о возможности превращения одною вида в другой была глупой в Средние века; теперь же, с постепенным накоплением на планетах космической радиации, она стала в определенной степени верной. Госпожа стремится показать, что клеточные связи можно…
— Да-да, и этот серьезный разговор — оскорбление для Яркоока! Ты сидишь взаперти, Дерек, совершаешь подвиги книжного героизма и никогда не выходишь в реальный мир. Если ты воображаешь, что можешь пожить с ней еще, а потом вернуться ко мне, то ошибаешься. Твои стены будут из века в век становиться все выше, пока я уже не смогу… не смогу… нет, это неправильная метафора… Не смогу взобраться к тебе.
Даже в душевной муке этого разговора тепловзгляд на ее мех был приятен. Дерек беспомощно замотал головой, пытаясь избавиться от жала ее речей.
— Посмотри, какой ты даже сейчас большой, храбрый и молчаливый! Ты такой высокомерный, — сказала она и добавила почти тем же тоном: — Поскольку я все еще люблю частичку тебя, запертую в стенах замка, я снова делаю тебе свое серьезное и пустяковое предложение.
— Ева, прошу тебя, не надо!..
— Надо! Забудь эту скучную зависимость от Земли, забудь этот ужасный матриархат, живи здесь со мной. Ты не нужен мне навеки. Ты знаешь, что я эвдемонистка[2] и живу ради удовольствия — наша связь нужна лишь на пару столетий. За это время я не откажу тебе ни в чем, что ты захочешь испытать.
— Ева!
— После этого наши запросы будут удовлетворены. Тогда ты сможешь вернуться к Матери Эндехаавена — мне наплевать.
— Ева, ты же знаешь, как я презираю эту веру, этот эвдемонизм.
— Забудь свои убеждения! Я не прошу ничего трудного. Кто ты такой, что торгуешься? Разве я рыба, чтобы меня покупать на килограммы: этот кусочек выберем, а этот выбросим? Он молчал.
— На самом деле я тебе не нужен, — сказал он наконец. У тебя уже есть все: красота, ум, чувства, теплота, душевное равновесие, комфорт. У нее нет ничего. Она ограниченная, затравленная, холодная… я нужен ей, Ева…
— Ты извиняешься за себя, а не за нее.
Она уже повернулась гибким велюрским движением и бежала по лестнице вниз. Освещенные комнаты всплывали вокруг, как пузырьки.