Страйк: Нет, мою старшую сестру звали Олеся. Ее крестили, как Александру.
Я: Звали?
Страйк: Она умерла. Давно.
Я: Похоже, на этот раз я постоянно пишу что-то не то. Прости, не знала..., — внутри появляется щемящее чувство. Неловкость, растерянность, глубокое сочувствие. Почему мои родители никогда не говорили, что у Кравцовых была дочь? Они не могли об этом не знать.
Страйк: Мы об этом не распространяемся, — с тяжёлым сердцем я читаю ответ на свой мысленный вопрос.
Я: Что случилось? Можешь не отвечать…
Страйк: Давай закроем тему, — просит Кравцов, и мне становится еще больше не по себе.
Я: Мне правда неловко, — признаюсь открыто и абсолютно искренне.
Страйк: Все нормально. Чем занимаешься? — он к счастью меняет тему, и я с облегчением выдыхаю.
Я: Валяюсь в кровати и переписываюсь с очень странным парнем.
Страйк: Может, прогуляемся? Странный парень приедет в любое место. Только свисни.
Я: Свисток потеряла… — бросаю взгляд на часы. Половина одиннадцатого. — Почти ночь. Кравцов, ты ненормальный?
Страйк: Не поверишь, сам каждый день задаю себе этот вопрос. Тогда завтра?
Я: Завтра не получится, буду занята до вечера.
Страйк: А когда ты не будешь занята до вечера?
Я: Ты подозрительно настойчив. Мне надо волноваться?
Страйк: Очень хочу, чтобы ты волновалась из-за меня, ОЛЕСЯ.
Я: Какой-то дешевый подкат, Кравцов, и вовсе необязательно мое имя писать заглавными буквами. Давай на сегодня закончим. Устала дико, глаза слипаются, пальцы не слушаются. Доброй ночи и крепкого здорового сна.
Страйк: Спасибо, буду спать, как младенец. Напишу завтра, Веснушка.
Я вряд ли отвечу, — ухмыляюсь про себя и прячу телефон под подушку. Закрыв глаза, по привычке пытаюсь воссоздать в памяти лицо своего парня, но воображение на этот раз вероломно дает сбой, и вместо сероглазого шатена, по которому одержимо сохну больше двух лет, я вижу самодовольную наглую физиономию Кравцова с заносчивой ухмылкой и похабным взглядом черных глаз. И снова меня охватывает этот странный мандраж, как во время переписки. Глупая улыбка растягивает губы, в животе предательски теплеет. Стыдно признаться, но в нем есть что-то такое… Не, так не пойдет!
Прочь из моих мыслей, Страйк!
Брысь, я сказала!
Ну, пожалуйста…
Ладно, хрен с тобой. Оставайся. Все равно ты никогда не узнаешь, что я с тобой творила этой ночью. В своих фантазиях, разумеется.
Глава 2
Глава 2
Кравцов
— Слушай, я для кого этот центр развивал? Столько лет и сил угробил? Ты хоть понимаешь, кто наши пациенты? И какие деньги ты можешь там зарабатывать? На кой хрен ты в онкологию поперся? Хирурга, бл*ь, гинеколога в нашей семье еще не было. Выделиться решил? Тебя пока до серьёзных операций допустят, поседеть успеешь, а тут все уже готово. Приходи и работай, — лютует отец, меряя шагами гостиную. Мама только за сердце хватается, вжавшись в спинку белоснежного кожаного дивана. Ничего нового. Как Кравцов-старший беснуется, остальным только по углам прятаться остается.
— Пап, давай не начинай. Тебе о моем решении давно было сказано. Я еще и в аспирантуру пойду, а ты дальше силикон в сиськи и задницы закачивай и панику не разводи на пустом месте, — мне каким-то чудом удается не сорваться и выдержать спокойный уверенный тон.
Вот тебе и отцовская гордость, и поддержка. Зашибись у нас семейка. Мать всю жизнь в анестезиологах продержал, хотя она могла покруче карьеру построить, но нет, Сереже надо помогать, а Сережа хрен на нее забил. Живет на две семьи и в ус не дует. Главное, все в курсе, включая законную жену, но делают вид, что это норма в современном обществе.
— Ир, ты посмотри на этого идиота, — изрыгает отец гром и молнии, а на деле впустую сотрясает воздух. — Ученую степень он захотел. Напомнить, кто тебя содержал, за учебу платил, пока ты по клубам и бабам шарился? А теперь самостоятельный стал? Не припозднился, Саш? Я в твои двадцать семь частный медицинский центр уже открыл, дом этот отстроил, дерево посадил и сына родил, а ты до сих пор на папкиной машине ездишь, герой.
— Сам родил или помог кто? — потерев переносицу, остужаю отца ледяным взглядом. К подобным выбросам «праведного негодования» родителя мне не привыкать. Манера воспитания у него такая, как котёнка в каждый угол носом тыкать и попрекать. Если в рот ему не смотришь и не киваешь, значит, дурак. Дед дома в семье такой же бешеный был, зато в клинике психиатрии Корсакова его запомнили как исключительно внимательного психиатра. Яблоко от яблони, как говорится, но я надеюсь, что подальше упал.
— Сереж, ну пусть Саша попробует…, — пугливо мяукает мама с дивана. Заступница, блин, выискалась.