Она слегка приподнялась и опустилась на него. Коляска тряслась и раскачивалась на булыжной мостовой, иногда попадая в выбоины, а Арабелла прикусывала нижнюю губу, в то время как ее плоть сжимала его орган, а она поднималась и опускалась в такт движению коляски.
Он обеими руками обхватил ее за талию, стараясь удержать равновесие, не спуская с нее глаз. Она провела языком по губам, потом склонилась к нему и поцеловала его в губы, и ее язык проник в его рот, а сама она сильнее прижалась к нему, вбирая его глубоко внутрь своего тела, так что он оказался в самой его сердцевине. Она оставалась совершенно неподвижной, чувствуя, что и он достиг предела, и поцеловала его еще более страстно. Прошло несколько секунд, прежде чем она поспела за ним, и наконец эти сплетенные тела расслабились. Она бессознательно прикусила его нижнюю губу, пытаясь удержаться от крика, когда экипаж накренился и резко остановился. Потеряв равновесие, она откинулась на сиденье в путанице юбок, рук и ног, с бедрами, влажными от соков любви.
– Господи! – пробормотал Джек, ощутив вкус крови на губах. – Ты, моя радость, прямо мегера, когда возбуждена.
Он помог ей приподняться и сесть, пытаясь привести в порядок ее юбки. Она беспомощно рассмеялась, когда форейтор открыл дверцу экипажа и заглянул внутрь.
– Кэвендиш-сквер, – доложил он, стараясь скрыть изумление при виде этой странной сцены.
– Благодарю тебя, Фрэнк.
Джек высвободился из складок ее юбки и выпрыгнул на улицу. Он протянул руку Арабелле и чуть не выволок ее из коляски.
Она ступила на тротуар и осознала, что корсаж ее съехал набок, юбки влажны, на них весьма сомнительные пятна, и они безнадежно измяты. Собрав все свое достоинство, насколько это было возможно, она раскрыла веер и поднялась по ступенькам крыльца, придерживая юбки рукой в перчатке. Она проплыла мимо Тидмауса, несколько высокомерно пожелав ему спокойной ночи, и проследовала через холл к лестнице. Джек шествовал за ней.
Собаки бросились приветствовать их, как только они вошли в будуар Арабеллы. Она, смеясь, опустилась в кресло и принялась их успокаивать.
– Что, ради всего святого, подумал Фрэнк? – спросила она, переводя дух. – Ты только посмотри на меня. Я вся всклокоченная, похожа на живую изгородь.
И в самом деле, шпильки высыпались из ее волос.
– А вы, сэр, не сочли нужным застегнуть штаны.
Джек в ужасе опустил глаза на свои бриджи, в то время как она согнулась пополам от смеха. Джек принялся, смеясь, торопливо приводить себя в порядок.
– К счастью, мне все равно, что думает обо мне прислуга.
Он подошел к двери спальни и открыл ее.
– Бекки, вы можете идти спать. Ее светлость ляжет сегодня без вашей помощи.
Сонная горничная вскочила со стула перед камином и присела в реверансе.
– Да, ваша светлость, если ее светлость уверена в этом.
– Ее светлость совершенно уверена, – сказал он твердо. – А теперь ступайте.
Девушка снова сделала книксен и поспешила из комнаты. Джек вернулся в будуар.
– Идемте, мадам жена. Наша поездка только подстегнула мой аппетит.
– Вы собираетесь снова злоупотребить вашей властью надо мной, сэр? – спросила она, широко раскрывая глаза и прижимая руку к сердцу.
– Ну, если вам угодно это называть так, – согласился он покладисто. – А теперь идемте. Давайте-ка займемся этим вашим злополучным платьем, с которым мы так немилосердно обошлись.
Он повлек ее в спальню и плотно закрыл дверь перед скулящими собаками.
Много позже Арабелла пошевелилась на ковре перед камином, почувствовав, что его ворс раздражает кожу ее спины. В разгар страсти она этого не заметила.
Джек навис над ней, опираясь на локти. Он отвел прядь волос с ее лба.
– А теперь расскажи мне, моя сладостная жена, о чем это вы так увлеченно беседовали с Джорджем в оконной нише.
– Я же говорила тебе.
Она смотрела на него с сомнением.
Их тела все еще были переплетены, и она ощущала его в себе, удовлетворенного и умиротворенного, и его глаза, мерцающие мягким светом, все еще хранили отблеск вожделения и страсти, но под этим крылось и нечто другое, какая-то цель.
– Нет, ты не сказала мне правды, – возразил он. – Ответь же теперь.
Он смягчил это требование поцелуем в уголок ее рта.
Арабелла размышляла. В мягком приглушенном свете спальни с бликами, играющими на их сплетенных телах, с сиянием удовлетворенной любви, которое, как ей было известно, отражалось и в ее глазах, она решила, что это самый подходящий момент для того, чтобы узнать что-то из его тайн.
– Он сообщил мне кое-что из того, что вызвало вражду между тобой и Фредериком. О дуэли из-за женщины, происшедшей давным-давно.
Джек рывком приподнялся, отделившись от нее. Зачем ей понадобилось приплетать в их отношения Фредерика? И именно теперь? Он почувствовал, как к горлу его поднимается кислота. Его ненависть к Лэйси разгорелась с новой силой. Внутри у него будто начался пожар, который он пытался заглушить. Ей не должно быть дела до того, что произошло между ним и Фредериком Лэйси. Она стала инструментом мести Джека Фредерику, хотя и была не повинна ни в чем. Но какого черта ей понадобилось копаться в прошлом, ворошить его?
Теперь он лежал на спине рядом с ней, глядя в изящно расписанный потолок.
– Зачем тебе разузнавать о моем прошлом? Шпионить за мной?
Голос его был ледяным.
Она чуть не задохнулась от этого явного оскорбления.
– Я не шпионила, – ответила она с яростью. – Я часто спрашивала тебя открыто, почему ты уничтожил Фредерика, и ты всегда отказывался отвечать. Неужели ты не считаешь естественным, что я хотела узнать правду?
Некоторое время он молчал, уставившись в потолок, и Арабелла уже начала жалеть о том, что затронула тему, говорить на которую он отказывался и которая вызывала его гнев. Она сделала попытку встать, но он положил руку на ее бедро.
Она ждала, наблюдая за выражением его лица. Оно стало похожим на маску. Глаза будто заволокло пеленой, и она ничего не могла прочитать в них.
Наконец он заговорил медленно и неохотно:
– Это старая история, Арабелла. Подробности ее были известны только мне, твоему брату и той женщине. А теперь только мне.
– Что с ней случилось? – спросила Арабелла, испытав недоброе предчувствие.
– Она умерла, – ответил он безжизненным голосом.
– Но ведь не Фредерик же…
Она так и не смогла высказать вопрос.
– Не совсем так. Но ее семья в порыве справедливого негодования изгнала ее, отправила к каким-то дальним родственникам на один из Гебридских островов, где она подхватила тиф и умерла через несколько месяцев.
Его голос все еще был ровным, а тон обычным, неэмоциональным, но одурачить Арабеллу было не так-то просто. Эта история слишком болезненно затронула его. Она лежала рядом с ним, положив ладонь на его живот.
– Ты все мне расскажешь, Джек?
– Мне не так-то легко обсуждать свои личные дела, – ответил он.
– Будто я этого не знаю!
Она села и теперь смотрела на него сверху вниз – глаза ее выражали бессилие и разочарование.
– Если ты не хочешь рассказать мне того, что так близко касается меня, вправе ли ты осуждать меня за попытку разузнать правду от других? Ты не можешь сидеть сразу на двух стульях, Джек.
С минуту он молчал, потом сдался:
– Ладно, должен признать, что ты права.
Он снова привлек ее к себе, пристроив ее голову на своем плече.
– Хорошо. Я расскажу тебе все. Это случилось двадцать лет назад. Я только начал входить в возраст.
– Фредерику было тридцать, – сказала она, быстро произведя подсчеты в уме.