Он почувствовал, что немного успокоился.
Он повернулся к Джордану.
— Ты прикрывай тыл, дружище. Ладно? У нас с тобой нет особого иммунитета к этому, но мы сильнее любого из них. Хорошо?
Джордан посмотрел на него. Его кристально чистые глаза всё ещё шокировали даже Ника, который до сих пор ожидал увидеть прежние карие зрачки этого человека. Когда-то у Джордана были глаза, немного улучшенные за счёт органических линз, но в ходе его превращения в вампира они были вытеснены из его головы восстановленной плотью вампира.
Ник радовался, что его не было рядом, чтобы увидеть это.
Все бионические усовершенствования Джордана были удалены из его тела ядом его прародителя и его новой вампирской кровью.
Теперь хрустальные глаза Джордана снова приобрели алый оттенок, но Ник сомневался, что это из-за того, что другой вампир был голоден. В них светился чистый инстинкт самосохранения; костюм и ядовитый воздух, вероятно, провоцировали у него агрессию, вызванную страхом за свою жизнь.
Ник мог это понять.
Если бы он сам был молодым вампиром, его глаза, вероятно, показывали бы то же самое. А так он старался изо всех сил контролировать свой разум, инстинкты и эмоции. Нравится ему это или нет, но он нёс ответственность за этих людей.
Он должен был провести их через это в целости и сохранности.
Так или иначе.
Ник начал подниматься по каменистому склону к отверстию в горе.
Это казалось мучительно медленным.
Однако он делал каждый шаг осторожно и уговаривал остальных сделать то же самое. Они не могли допустить, чтобы кто-нибудь споткнулся и упал. Научная команда была непреклонна в том, что самой защищённой частью их костюмов, безусловно, были подошвы ботинок. Они были сильно укреплены из-за необходимости находиться непосредственно на заражённой радиацией земле.
Поэтому Ник шёл уверенно, но медленно, и не только по вампирским стандартам.
Шаг за шагом он продвигался к тому месту, где две массивные каменные плиты прислонялись одна к другой, оставляя узкое отверстие треугольной формы, и Нику пришлось наклониться, чтобы пройти через него.
Дойдя до него, он не остановился, а сразу же наклонился и опустил голову.
Он слегка повернулся боком, чтобы не касаться камня с обеих сторон.
Казалось, что сам камень почти светится.
— Ни к чему не прикасайтесь, — предупредил он остальных. — Старайтесь держаться подальше от скал, если сможете. Если нужно, двигайтесь медленно. И помогайте всем, кто находится впереди. Предупредите их, если увидите, что они вот-вот коснутся камней.
На этот раз никто не ответил ему вслух, но он знал, что его услышали.
Ник проскользнул в отверстие и оказался в темноте.
К счастью, внутри пещера оказалась просторнее, чем сам вход.
Он включил все лампочки на своих руках, ботинках и верхней части лицевой маски, используя голосовую команду внутри костюма.
Сразу же стали видны стены пещеры вокруг него.
Ник всё ещё мог видеть жуткие волны, исходящие от каменных стен и пола, которые создавали перед его глазами рябь из-за плотного, загрязнённого радиацией воздуха. Казалось, что они были раскалены, как будто он ступил в вулканический котёл. Он не осмеливался подойти ближе ни к одной из сторон.
Он прошёл дальше в пещеру, чтобы дать остальным пространство.
Затем он обернулся, чтобы осветить их, пересчитать тела и убедиться, что все по-прежнему с ними.
Он вздрогнул, скорчив гримасу, когда Роуз Уокер, мать Форреста, споткнулась и чуть не упала на каменную стену. К счастью, Форрест подхватил её и, держа за руку, провёл остаток пути. Все остальные шли так медленно и осторожно, что Ник начал нервничать по другим причинам. Он взглянул на часы внутри костюма и отметил, что они уже израсходовали четыре с половиной минуты.
Он нервно наблюдал, как стрелки часов перевалили за тринадцать минут, прежде чем последний член их группы оказался внутри.
— Окей, — сказал он. — У нас не так много времени. Мы все пройдём вперёд так далеко, как сможем, а затем примем решение. Мы все решили, что продолжим движение вперёд, если окажется, что пещера открыта до конца пути. Тем не менее, любой, кто хочет вернуться, любой, у кого будет плохое предчувствие… — Ник посмотрел на Малека. — …Или кто передумает, должен только сказать. Любой может вернуться, когда захочет.
После его слов повисла напряжённая тишина.
Ник не был уверен, что молчание означало в этот раз.
По правде говоря, он не мог позволить себе думать о том, что бы это могло значить.
Для этого было слишком поздно.