Она всё ещё выглядела в его глазах лет на десять-одиннадцать, или, может быть, как взросло выглядящая девятилетка, либо как юно выглядящая 12-летка.
Он не мог не воспринимать вещи с точки зрения человеческого возраста, даже сейчас.
Вампиры вообще не стареют, а видящие стареют очень медленно и странно по сравнению с людьми, у них очень мало морщин и поразительно безупречные зубы, которые они заново отращивают или регенерируют каждые несколько десятилетий, так что, возможно, ему просто было легче придерживаться той системы взглядов, которую он понимал.
Человек был простым.
Это также первая система старения, которую он когда-либо знал.
К тому же, до сих пор он никогда по-настоящему не наблюдал, как взрослеют дети-видящих.
Тем не менее, иногда она выглядела старше, как сейчас, когда, казалось, искренне беспокоилась о нём.
Глубина и искренность её эмоций по-прежнему поражали его.
Она устроилась поудобнее на мохнатой фиолетовой подушке, скрестив ноги, примерно в метре от того места, где, скрестив ноги, сидел Ник на мохнатой зелёной подушке такого же размера, формы и толщины. Её тёмные волосы снова были такими, как тогда, когда Ник впервые встретил её в парке в центре Манхэттена. Они были прямыми, как у азиатов, и она покрасила их в ледяно-голубо-серебристый цвет на кончиках, в том числе и на чёлке.
Краска почти в точности соответствовала цвету её радужек.
Это не могло сравниться ни с глубиной её глаз, ни со светом, который он видел в них, тем жутким, волшебным светом, который живёт только в глазах некоторых чистокровных видящих.
Но эффект всё равно был впечатляющим.
Остальные её волосы вернулись к своему естественному цвету — чёрному, как вороново крыло.
Точно такого же цвета были волосы Ника.
Такого же цвета были волосы её брата, Малека.
Нику было слишком легко воспринимать её и её брата как членов своей семьи по многим причинам. Странное биологическое сходство лишь ещё немного облегчало задачу.
— Когда ты это сделала? — спросил он грубовато.
Он наклонился чуть ближе и нежно потянул её за волосы.
— Вчера, — тут же ответила она. — Тебе нравится?
Когда он кивнул, она улыбнулась, но улыбка исчезла, когда он больше ничего не сказал. Её голос стал нетерпеливым и звучал странно моложе, чем раньше. С таким же успехом она могла скрестить руки на груди и топнуть ногой.
— Ты мог бы сказать и больше! — заявила она. — У меня на это ушли часы!
— Это просто очаровательно, Тай, — искренне сказал он. — Это до сих пор мой любимый образ для твоих волос.
Удовлетворившись, она расслабила плечи, и жар в её глазах угас. Она снова окинула его пристальным взглядом и прикусила нижнюю губу.
— Ты вообще что-нибудь видел в этот раз? — спросила она. — Или всё было как раньше? Просто большой пробел? Малек думает, что результат снова по нулям, — добавила она с лёгкой кислинкой.
Взгляд Ника переместился на зеркало, висевшее прямо напротив него и прямо за её спиной.
Он знал, что зеркало лишь с одной стороны, а с другой — Малек, сидящий в смотровой кабинке, возможно, на ещё одной цветной подушке. Он подумал, не сидит ли Сен-Мартен там вместе с ним…
— Нет, — произнёс мужской голос из динамика.
Казалось, что он находится прямо в комнате с ними.
Ник закатил глаза.
— Ну, тогда почему бы тебе просто не зайти сюда и не посидеть с нами, чудак? Какая у тебя может быть причина прятаться за этим зеркалом? Или ты получаешь удовольствие от ощущения власти, когда для разнообразия рассматриваешь кого-то другого в качестве лабораторной крысы?
Динамик над головой умолк.
Через несколько секунд дверь открылась, и вошёл Малек, выглядевший странно смущённым. Ника поразило, что он смутил юного видящего.
— Знаешь, я всего лишь подкалывал тебя, — пробормотал Ник, извиняясь, и теперь ему стало стыдно за то, что он пристал к подростку-видящему, просто потому, что чувствовал себя неловко. — Ты можешь делать всё, что захочешь. Я не возражаю, если ты предпочтёшь остаться там.
Малек пожал плечами.
Он подошёл, покачивая своими длинными, долговязыми конечностями.
Он был похож на молодого жеребёнка.
Он остановился, когда оказался прямо рядом с тем местом, где сидела его сестра.
Оглядевшись, он снова отошёл, нашёл у стены ещё одну мягкую подушку, на этот раз тёмно-красную, принёс её к своей сестре, бросил на коврик и уселся рядом с ней, скрестив ноги.
Его худые предплечья покоились по обе стороны от колен.
Левая рука, на которую Ник уже давно не обращал внимания, была украшена красочными, детализированными татуировками в виде птичьих перьев и костей. На другой руке были в основном символы видящих, включая несколько, которые Ник узнавал в такой личной манере, что на них было трудно смотреть.