— И ты согласилась? — Уверенная в своей правоте, ибо уже знала, что я называл Кадер женой, спросила Сема.
— Нет, сбежала на год в Стамбул, и жила бы спокойно дальше, но мне позвонила его бывшая девушка, которая несколько раз пыталась убить меня, позвонила, чтобы, вероятно, попробовать убить ещё раз.
Повисло молчание, люди не понимали, верить им сейчас, или не верить, пожалуй, это единственное событие, которые они запомнят за этот отпуск, а ещё, никогда не поверят в сказанное, до конца жизни считая, что у Кадер специфическое, но такое развитое чувство юмора. Поделившись этой историей с кем угодно, можно столкнуться с такой реакцией, всего этого просто не могло бы произойти в обычной жизни, но у нас произошло.
— Шучу, — проговорила Кадер, не отрывая от меня неприязненного взгляда. — Конечно, согласилась. И с тех пор мы счастливы.
Ни слова правды, но в это верят все.
— Не думал, что тебя задел тот момент в кабинете.
— А чего ты ожидал? Что я обрадуюсь?
— Не знал, что ты сделаешь, поэтому и сделал это. Мне хотелось понять, что ты чувствуешь ко мне. Соглашусь, это был не лучший вариант.
— Неужели у тебя были какие-то сомнения на этот счет?
— Были, так же, как и у тебя. Ведь мы оба так старательно верили в нашу ложь о чувствах.
Кадер стоит напротив меня, вернувшись с ужина, мы просто встали у стен, друг напротив друга. Какое-то время девушка молча смотрела на меня, вспоминая, или анализируя что-то, или же страдая от недопонимания.
Я стоял рядом, но не слишком, чтобы не давить на неё, стоял, и смотрел на её прекрасное, столь дорогое моему сердцу, лицо, на эти изумрудные глаза, в коих отражалось столько печали, размышлений, и главное, сомнений.
— Почему ты признался мне в чувствах вскоре? Из-за жалости? Ведь вечером я, в который раз, нашла приключения на свою голову.
— Не совсем. Глупо отрицать, что тот момент, когда я встретил тебя на парковке, никак не повлиял на столь скорое решение. Я переживал за тебя, не мог допустить, чтобы что-то произошло, боялся не успеть. Но ведь я не всегда мог сказать тебе, будь осторожнее, не ходи туда-то, дождись меня, ты бы ответила, что это не моё дело, и в чём-то была бы права.
— Странно, ведь отсутствие между нами какой либо связи никогда не мешало тебе раздавать мне указания.
— Это другое. Я допускал, что ты откажешься от выполнения этих указаний, а когда твоей жизни стало что-то угрожать…
— Я умело находила причины для угрозы жизни, каждый день находила проблемы. И продолжаю делать это сейчас. Но ты не спешил признаваться в чувствах.
— Одно накладывается на другое, Кадер. Я боялся умереть сам, не признавшись тебе в любви, так же, боялся потерять и тебя. С каждым разом, когда твоя жизнь висела на волоске, я осознавал, что не всесилен, каких бы мер не предпринимал, что-то происходило. Так же произошло и сейчас. Я бы мог играть в твои игры, ходить годами вокруг и около тебя, не давать сделать шагу здесь или в Стамбуле, но после того события… Жизнь будто даёт мне знак, что я не должен отпускать тебя.
Кадер молчала, анализируя мои слова, смотрела куда-то мимо меня, и продолжала молчать.
— Боюсь, что в какой-то момент ты опять скажешь, не люблю, найдёшь другую девушку, и в тот же день моя жизнь снова разрушится. Я думала, что стала сильнее, но нет, если это случится вновь, я снова не буду знать, как с этим справиться.
— Ты продолжаешь вспоминать это? — Огорчаюсь я, осознавая, какую боль причинил теми словами, тогда я не думал, что забрать их будет так тяжело.
— Нет, не вспоминаю, я живу этим моментом. Стоит только глаза прикрыть, как я вижу твои глаза, твои безразличные, скучающие глаза, за мгновение до того, как ты разбил мне сердце. Стоит повиснуть тишине, как я, раз за разом, слышу эти слова, — её глаза наполнились слезами, и от этого моё сердце сжалось, если бы я мог стереть это воспоминание из её головы.
Делаю шаг вперёд, обнимаю её, она отстраняется, так, что даже не упирает руки в мою грудь. Не касаюсь ладонями её спины, держу рядом, чувствуя тепло, исходящее от её тела. Между нами нет телесного контакта, словно прикосновение причинит ей невыносимую боль.
— Не прикоснусь к тебе, в жизни не дотронусь, — это прозвучало не так внушительно, как ей хотелось бы, но я уважал это её решение, и не пытался быть более навязчивым.
— Мне хватит одного твоего дыхания рядом.
Продолжаем молча стоять так, она едва заметно опускает голову на моё плечо, почти не чувствую её, так же, как и она не чувствует мои руки на своей спине.
За дверью ещё громче слышен стрекот кузнечика, где-то недалеко ухает сова, журчит ручей, и мы молча стоим в центре этой красоты, любимая, пусть и злится на меня, но она рядом, и больше мне ничего не нужно.