— Кадер, милая, ты будешь самой красивой невестой, — ласково проговорила старушка, будто не обращая внимания на разговоры о моей матери.
— А я? Я разве не буду? — Воскликнула Фериде.
— Будешь, цветочек, — я немного оживилась, подошла к девочке, схватив её личико в ладошки, чмокнула в нос. — Но самое главное быть счастливой невестой.
— А ты разве не счастлива?
Детский вопрос заставил меня задуматься, и что-то в моей душе отозвалось, беспокойство вновь хлынуло на меня.
Тем не менее, ответила я то, что должна была ответить:
— Конечно, счастлива.
— Подойди к зеркалу, посмотрим, что будет, если немного приподнять низ. Либо подберем другие туфли, — скомандовала тётина помощница.
Я сделала шаг вперёд, но резко остановилась, едва услышала чьи-то беспокойные шаги за дверью. В комнату влетел господин Тунгюч и Сарихин, едва столкнувшись с нами, они остолбенели.
Никто не знал, что и как следует сказать, а мы застыли в немом страхе, ожидая любой страшной вести.
— Кадер, дочка, присядь, пожалуйста, — я ещё никогда не видела старика таким встревоженным и одновременно заботливым.
— Что случилось? — Напряглась я, чувствуя, как сердце пропускает удары.
— Нам только что позвонили, ну… Не знаю, насколько это точно. Они могут ошибаться. Слышишь? Могут ошибаться, — невнятно проговорил старик.
— Что случилось? — Тише и медленнее переспрашиваю я.
Все молчали, напряжение раздражало, никто не мог сказать и слова, все ждали продолжения, только вот продолжение было только для меня.
Ответственность на себя взяла Сарихин, понимая, что хозяин дома не может правильно сформулировать мысль.
— Машину господина Биркана нашли возле леса, там, с той стороны особняка.
— Ближе к делу, — поторопил её господин Тунгюч, зная, что сам не решится произнести это.
— Машина взорвалась. Мне очень жаль, госпожа Кадер, — слезливо проговорила девушка.
— А Биркан? — Спрашиваю я, чувствуя едкую боль в горле и подступающие слёзы.
— Никто пока не может сказать точно, однако, по первым данным это именно его машина.
— Кадер, брат, что умер? — Испуганно спросила Фериде.
Не могу сказать, сколько времени я стояла с каменным лицом, не шевелясь, стараясь не дать себе заплакать. Стараясь отбросить эту информацию. Это всё ложь.
— Нет, — наконец оборачиваюсь я к девочке, обнимаю её, вытираю слёзы с её пухлых щёк. — Биркан не умер. Это ошибка. Слышишь меня? Это неправда. Не плачь.
— Но ведь, Кадер… — произнесла старушка, утирая с глаз слёзы.
— Нет, — резко говорю я, выпрямляя спину. — Пока мы точно не будем знать, никто не будет лить слёз. Всё хорошо.
— Но ведь это машина Биркана, дочка, — со слезами на глазах, прошептал старик.
— Как быстро вы смирились с его смертью. Биркан жив, я знаю это. И пока ничего не ясно до конца, я не позволю хоронить его, — прошептала я, сама едва сдерживаясь от слёз.
— Дочка, — протянул отец, приближаясь ко мне, с явным намерением пожалеть меня.
— Нет. Не жалейте меня. Всё хорошо. Ничего не может случиться.
Я точно знала, если кто-то расплачется, или сделает какой-то жест, чтобы успокоить меня, я точно не выдержу. Удерживать хлипкое равновесие непосильная задача, но кто-то должен взять её на себя.
— Мы не можем поехать на место? Как-то помочь? — Спросила тётя.
— Нет, полиция просила не мешать, а ждать новостей.
— Значит, будем сидеть здесь, и ждать новостей. И никто из нас ни в коем случае не будет думать о его смерти.
Работа с платьем не могла продолжаться дальше, тётушка Айшен пожелала нам удачи и уехала, а все мы остались сидеть в той тесной комнатке, расположившись на длинной, мягкой тахте.
Бабушка Мехтебер тихонько плакала, примостившись на краю кушетки, Фериде прижалась ко мне, пытаясь уловить направление моего напряженного взгляда, я гладила её волосы, надеясь, что она не заметит, как трясутся руки от волнения.
Господин Тунгюч сел в кресло возле зеркала, перебирая руками чётки, раньше мне не доводилось видеть его с данным предметом. Глаза его закрыты, лишь опущенные, широкие брови говорят о его скорби. Много лет назад он потерял сына, что если теперь потеряет и внука?
Отец и тётя сидели молча, они не находили подходящих слов, а я благодарна, что они не стали говорить чего-то неподходящего.
Моя сила, терпение, и вера держались на тонком волоске. Слышу стук сердца, будто оно стучит где-то в голове. Старая рана в затылке начинает ныть. Едва сдерживаюсь, чтобы не заскулить от боли и страха.