Я сказал, что для службы связи ему придется сперва пройти строевую подготовку. Потом стажировка на фронте. А уж потом офицерская школа.
Он стал, пожалуй, наконец понимать, то есть понемногу отходить от директив своего отца. Мне пришлось порядком повозиться с его детским неразумием. Но я должен был одержать верх во что бы то ни стало. Я знал это. И я принял его условно в войска противовоздушной обороны. Результат экзаменов на этот день был у него вполне удовлетворительный.
Но как бывает всегда, когда что-то для кого-то имеет какое-то значение, тут же возникли и трудности.
Письменные работы кандидатов я нашел на другое утро у себя на столе уже проверенными; на сына искусствоведа из Праги господа штудиенраты почти не потратили красных чернил. Остальные ребята тоже хорошо написали. На сей раз пополнение было подготовленное. Нам случалось встречаться и с болванами.
Закончить экзамены накануне оказалось невозможным. Все группы никак не могли пройти в один день все виды испытаний. У меня остался физкультурный зал. Вчера он весь день был занят. Наш майор — адъютант (он же и комендант) сообщил мне по телефону, что завтрашний день предоставляется нам для составления характеристик (значит, на службу являться не раньше десяти). Кроме того, майор сказал, что полковник просит меня спуститься к нему в кабинет.
Полковник принял меня с обычным дружелюбием, сел вместе со мной за курительный столик и тут же начал разговор о кандидате из Праги.
Подполковник П., сообщил он мне, разговаривал с этим парнем и нашел его необычайно развитым. По мнению П., таких кандидатов следовало бы направлять в части воздушной связи, где ставятся задачи посложнее. Но парень этот сказал, что я зачислил его в ПВО.
При таком повороте дела мне оставался только один ход: указать на полное отсутствие каких-либо технических «предпосылок» у этого кандидата.
— Абсолютно «нетехнический субъект», — добавил я.
— Да, весомый и, пожалуй, даже решающий аргумент! — сказал полковник. Вот вам еще одно доказательство, что только экзаменатор, который вплотную занимается данным случаем, может взвесить все за и против и вынести обоснованное решение. Так я хотел, господин фон С., просто посоветовать вам еще раз все хорошенько проверить и обдумать.
С этим он меня отпустил, и я пошел в физкультурный зал, где экзаменующиеся, прибыв в сопровождении унтер-офицера, уже стояли, выстроившись в шеренгу, перед инструктором.
Меня неприятно задело, что я (благодаря пареньку из Праги) попал, так сказать, в поле зрения усатого подполковника П. Но я решил не отступать. После экзамена по физподготовке, который у всех кандидатов прошел хорошо, и у моего «яйцевидного» тоже (что меня удивило), я вернулся в свой кабинет и занялся составлением характеристик. Тем меньше придется возиться с ними завтра.
День этот прошел спокойно. Ребята в сопровождении одного из штудиенратов вышли из здания института и отправились на медицинский осмотр.
В комнате было светло. У меня появилось такое чувство, будто вот-вот выпадет первый снег, нет, будто он уже выпал. Кабинет мой нельзя было назвать комнатой с голыми стенами, у меня тут висело несколько картин, графика, работы моих друзей.
Характеристики продвигались быстро. Про парня из Праги в графе «интеллект» я написал «незаурядные способности» и на этот раз обошелся без обычной приписки в скобках.
Потом я вдруг задремал. Очевидно, едва осознанное глубокое внутреннее напряжение требовало разрядки. В «кают-компании» сегодня царила благодатная непринужденность. Ни командира, ни подполковника П. на сей раз не было. За кофе (или тем, что тогда носило это название) много болтали, подчас не стесняясь в выражениях. Все долго не расходились.
Под вечер широкие коридоры вновь наполнились гулом. Наши кандидаты возвратились с медицинского осмотра. За окном была разлита стальная синева, как бывает перед наступлением темноты в самом начале зимы; она продержалась недолго. Вскоре шум в коридорах смолк. Даже неистощимые силы молодых парней были, как видно, на исходе. Их сегодня достаточно погоняли. Многие наверняка только и мечтали сразу же после ужина завалиться спать. Я спустил затемнение и включил свет. На письменном столе лежали готовые характеристики. На завтрашний день я от них свободен.
Я мог уйти, прямо сейчас. Рабочий день окончился. Посади солдата за письменный стол, и он станет чиновником, откуда следует, что никогда он и не был солдатом. Солдат с портфелем — раньше этот тип не встречался; мне было мало дела и до солдата, и до портфеля. Я собрался и вышел в широкий коридор. Он был пуст и освещен очень слабо. Перед последней оконной нишей, неподалеку от старинной широкой лестницы кто-то стоял. До меня доносились приглушенные голоса. Это был подполковник П. с моим пражским кандидатом. Он беседовал с ним в благожелательном тоне, обняв его за плечи. Я на ходу отдал честь, он ответил кивком. Когда я уже дошел до лестницы, он вдруг меня окликнул: