Ну хорошо, скажете вы, с фейсбуком и ВКонтакте все ясно, но как из ФСБ, ФСО и прочих закрытых организаций исследователь, а вслед за ним и все мы, получит интересующую информацию?
Да очень просто!
На каждое АНБ и ФСБ найдется свой Сноуден.
При таких масштабах работ – не может не найтись.
2014
77. Язык и пена дней//
О том, похожа ли путинская Россия на гитлеровскую Германию
Язык эпохи всегда выдает ее подлинный смысл. Причем часто смысл эпохи противоположен смыслу произносимых слав.
В книге немецкого еврея, филолога Виктора Клемперера «LTI. Язык третьего рейха» (Клемперер чудом выжил при Гитлере благодаря жене-арийке) дано точное описание того, как идеология влияет и на стиль речи, и на смысл отдельных слов (да и на поведение тоже. «Переход от языковых форм к формам мышления почти неуловим у примитивных натур», – точно подмечает Клемперер.
LTI («Lingua Tertii Imperii») – очень полезная книжка для любого россиянина: хоть проходящего по ведомству патриотов, хоть приписанного к либералам (откуда, впрочем, все больше перебежчиков в первый стан). Не потому, что параллели между третьим рейхом и сегодняшней Россией очевидны: параллелей как раз практически нет, потому что сегодняшняя Россия – автократическое, однако не тоталитарное государство, то есть то, в котором единомыслие внедряется на всех уровнях, от детсада до морга, как оно внедрялось в Германии после 1933-го (в тоталитарном государстве подчинение частной жизни государству является принципиальным моментом, – точнее, частная жизнь как таковая при тоталитарных режимах исчезает: формула «в СССР секса нет» была не столько смешна, сколько точна).
Но отдельные языковые изменения действительно настораживающе схожи.
Например, Клемперер пишет, что при нацистах слова «героизм», «герой», «героический» стали синонимичны «воинской доблести, дерзкой отваге, презрению к смерти», но из них исчезло первоначальное значение: герой – это тот, чьи дела служат благу человечества. В итоге от героизма осталось только то, что есть «у любого драчуна и каждого преступника».
У нас точно такая же штука случилась с «патриотизмом», «патриотом», «патриотическим». Из «патриотизма» исчезло значение «думающий о судьбе своей страны, заботящийся о благе сограждан». Патриотом сегодня стал, кто превозносит только свой народ, презирая и унижая другие народы (собственно говоря, сегодня в России патриотизм есть платье на выход для шовинизма).
«Хохлы», «бандеровцы», «фашисты», «европодстилки» – это сегодня говорят русские про украинцев. «Либерасты», «евросодом» – это русские про 28 стран Евросоюза, плюс Америку-Канаду-Австралию и т. д. Гляньте на выступления бывшего соратника Ясина и Немцова, ныне проповедника в модном жанре «экономика для бедных» Михаила Делягина. Евронацисты – у него едва ли не главное по частотности употребления слово. Действует на целевую аудиторию ничуть не хуже кощунников Мамонтова, работающего в жанре «бедный для бедных».
Причем на Украине, похоже, индуцирован аналогичный процесс. Про «москалей», «путинских рабов» и «колорадов» я в социальных сетях читаю все чаще.
Этот язык ненависти возник не из-за событий на Украине. Бутоны наливались давно, и уже во время Олимпиады он цвел пышно. В один прекрасный момент я просто убрал звук у «России», когда спортивный комментатор (мой бывший приятель, кстати) заорал про то, как клево мы уделали тех, кто нам в подметки не годится. Хотя он, по идее, должен не мочить проигравшего, а, уважая чужое мужество, рассказывать мне про спорт то, чего я не знаю.
Кажется, еще во время Олимпиады язык новейшего русского патриотизма касался в основном каналов госпропаганды и меньше затрагивал трибуны. Владимир Познер рассказывал, что во время хоккейного матча Россия-США (который госпропаганда клеймила как продолжение мировой жандармской политики Америки) наши и американцы сидели на одной трибуне и сопереживали друг другу, и чуть ли не братались.