Общественная дискуссия – это вам не работа историка, который, даже кипя негодованием (потому что видит поворотные пункты истории – и понимает, куда вели альтернативные пути), должен прилежно изучать «с одной стороны» и с «другой стороны».
Есть, скажем, в Петербурге историк Евгений Анисимов, написавший совершенно прекрасный – и по яркости, и по четкости описания развилок – однотомный труд «История России от Рюрика до Путина» (и недавно дописавший и переиздавший его уже с названием «…до Медведева».)
Будь моя воля, я бы выдавал этот том каждому вместе с паспортом.
Анисимов, описывая сталинскую эпоху, указывает, что во время индустриализации полмира работало на СССР («советские закупки техники в 1931 г. составили треть от всего мирового экспорта машин и оборудования, а в 1932 г. – около половины мирового экспорта»), что в конце 1930-х Советский Союз по объему промышленного производства вышел на 2-е место в мире. Но также отмечает, что в результате проводившейся в те же годы коллективизации только детей у выселяемых «кулаков» погибло не менее 350–400 тысяч человек, и что это было плановое выселение и плановое уничтожение, со спускавшимися из ЦК контрольными цифрами.
Историк, повторяю, так и обязан себя вести.
А политик, общественный деятель, трибун, публицист – нет. Публичный человек обязан публично заявлять, что ему важнее – жизни детей или строительство железнодорожной ветки Караганда-Балхаш. И слабость системы, установившейся при Владимире Путине, состоит в том, что сам Владимир Путин ни разу публично о своих критериях добра и зла не заявил. А когда глава страны не бьет кулаком по столу, крича, что нам нужна такая страховая медицина, в которой детей бедняков оперируют бесплатно, но вместо этого играет на пианинах там, где собирают деньги для больных детей, которые без этого в его собственной стране попросту помрут, – то это, конечно, порождает подозрения. Подозрения, что Владимиру Путину на жизни людей как на критерий наплевать. Что власть и деньги для него важнее. Что еще один угодливо для него построенный (и стыдливо от общества скрытый) дворец ему важнее хорошей системы общественных детских садов или бесплатного образования.
И если это так, что Владимир Путин в своем развитии довольно сильно отстал от собственной страны. Консенсус начала 2000-х – свободы в обмен на потребление – себя исчерпал. Левых, правых, патриотов, космополитов, зеленых, красных, голубых, – всех, кто под разными знаменами, но выходит сегодня на митинги протеста, или хотя бы сочувствует этим митингам, – объединяет то, что ни за какие деньги нельзя терпеть ложь, обман и отношение к тебе как к рабу, бессловесному быдлу, за которого правители должны решать, но который сам не вправе даже протестовать.
Однако, к сожалению, великая проблема объединенной оппозицией тоже состоит в том, что внятные критерии оценки происходящего недовольные происходящим не дают. «Жить не по лжи» – это не критерий, а отрицание негодного метода.
В итоге многие испытывают странную тоску по тому, что лично у меня не вызывает ничего, кроме зеленой тоски. Вон, умнейшему Дмитрию Быкову Советский Союз милее постсоветской России, и эта его тоска довольно точно прозвана «тотальгией», тоской по ценности цельности. В СССР, – в этом ядро утверждений Быкова, – творились неправедные дела, но говорились правильные слова. И именно эти слова, а не эти дела, формировали людей, разделявших идеалы взаимопомощи, равенства, веры в науку и разум, уважения к искусству.
Я вовсе не собираюсь в очередной раз дискутировать с Быковым. Но я лишний раз хочу подчеркнуть, что в конкретную историческую эпоху – дорогая нефть, пресыщенный и давно не обращающий внимания на общество Путин, массовая приватизация окружением Путина общественного достояния (прикрываемая «интересами государства»), все более оформляемое недовольство перечисленным – отсутствие внятных нравственных критериев становится настоящей проблемой. Потому что чем, как не удовольствием от соответствия поведения убеждениям, заменишь разочарование в деньгах?
И то, что таких критериев сегодня нет, для меня давно очевидно.
Точнее, было очевидно до тех пор, пока я не открыл свежую книгу блогера Бориса Акунина, называющуюся «Любовь к истории». «Блогера» – потому что состоит из текстов Акунина в его ЖЖ. И вот там я и обнаружил то, что вообще-то можно найти в любом акунинском романе.
«Я сортирую вехи отечественной истории, – пишет Акунин, – по главному параметру: способствовало то или иное историческое событие прогрессу ЧСД (чувства собственного достоинства) в соотечественниках либо же понизило эту характеристику, которая, я уверен, определяет качество всякого народа».