Размышляя о судьбе несчастного музыканта, Таров начал сопоставлять то, что услышал о нем от Кимуры и Юкавы. Старший унтер-офицер сказал: Рыжухина отправили туда, откуда не возвращаются; поручик сообщил: старика перевели в лагерь Хогоин. «Что это за лагерь Хогоин, откуда люди не возвращаются?» Ермак Дионисович решил собрать необходимые сведения об этом лагере.
Осторожными расспросами сослуживцев удалось выяснить, что лагерь Хогоин размещается в Харбине, находится в ведении японской военной миссии. Начальник лагеря Индзима, заместитель Ямагиси. Дальше этого дело не пошло: люди явно уклонялись от разговоров о лагере, и Таров, боясь вызвать подозрение, временно отступился. Но в жизни часто бывает: наши желания неожиданно исполняются тогда, когда мы уже потеряли всякую надежду.
Так случилось и на этот раз.
В субботу Таров и Юкава посетили ресторан. Наконец-то Ермак Дионисович выбрал вечер, чтобы отблагодарить, как обещал, своего «благодетеля». Поручик порядком захмелел. Выйдя из ресторана, они пересекли Модятоуский сквер и остановились возле красного фонаря (теперь и здесь на японский лад так обозначались трамвайные остановки). Трамвая долго не было, и разговор не клеился. Юкава насвистывал мелодию песни «Вечерний звон», услышанной в ресторане.
— А знаете, Юкава-сан, Рыжухин был первой скрипкой в императорском театре, — сказал Таров, вспомнив, что эту песню часто напевал его сокамерник.
— Твоего милого старика Рыжухина, наверное, подвергли «токуй ацукаи», — вдруг заговорил Юкава.
— «Особые отправки»! Что это такое? — насторожился Таров.
— Точно не знаю, Таров, но это что-то такое... Как бы это сказать... — поручик взялся за пуговицу пиджака Тарова и начал крутить, будто силясь оторвать ее. — В лагерь Хогоин посылают людей, которых по японским законам судить нельзя. Не понимаешь? Элементарная вещь: оперативными документами они достаточно изобличаются во вражеской деятельности. Законных же доказательств нет. Вот и получается — судить нельзя, освобождать тоже нельзя. Их подвергают «токуй ацукаи». Это между нами, Таров. В лагере Хогоин долго не держат, отправляют куда-то. Куда я не знаю, и вам не советую знать...
— В таком случае вам, поручик, не надо было вообще открывать мне эту тайну. Лучше действительно ничего не знать, — сказал Ермак Дионисович с наигранным сожалением.
— Ничего, Таров. Ты не глупый человек, — продолжал Юкава, переходя на «ты», — рано или поздно все равно узнал бы... В лагерь Хогоин отправляют и тех, кто отказывается честно сотрудничать с нами. — Поручик закатился пьяным смехом и погрозил пальцем. Слова поручика встревожили Тарова.
Проводив Юкаву, он дошел до кинотеатра «Атлантик». Демонстрировался детективный фильм по повести Агаты Кристи. Достать билет не удалось. Ермак Дионисович часа два гулял по Китайской, любуясь ночным городом и нарядными женщинами. Из головы не выходил разговор с поручиком, хотя болтливость его была легко объяснима. Таров немало встречал людей, которые надежно хранили доверенную им тайну, но легко выбалтывали не менее важные секреты, услышанные от других, не относящиеся к их прямой службе. О Хогоине Юкава узнал от других и не считал своим долгом оберегать эту тайну.
— Да, лагерь Хогоин — загадка. Тут что-то есть, — проговорил Казаринов, выслушав на очередной встрече сообщение Тарова. — Попробуй разобраться. Начни с Кимуры, — посоветовал Михаил Иванович. — Он хорошо относится к тебе, его душа сейчас возбуждена гибелью сына, помни об этом...
Ермак Дионисович стал искать и создавать поводы для общения с Кимурой. Выходил покурить к служебному входу, через который надзиратели водили арестованных. Кимура несколько раз попадался ему на глаза, но присутствие напарника и арестанта не позволяло завести разговор. Они лишь обменивались официальным приветствием.
Однажды Кимура шел один, и Таров пригласил его в свою комнату. Поговорили. Ермак Дионисович как бы между прочим показал ему советские книги и номера журнала «Огонек», должно быть, случайно оказавшиеся на одном из стеллажей. Старший унтер-офицер пытливо, точно первоклассник, рассматривал иллюстрации: такие книги он видел в первый раз.
— О сыне ничего нового нет, Кимура-сан? — участливо спросил Ермак Дионисович.
— Пришло извещение с печатью — больше ждать нечего, — сказал Кимура, откашлявшись. Он отложил журнал, достал из кармана бумажную салфетку и высморкался.