Мы с другом поселились в каморке возле коровника вместе с двумя батраками, угрюмыми молчаливыми субъектами.
Батраки поднимались спозаранку. Наскоро позавтракав, они шли в поле. Надо было спешить с уборкой зерна. Меня приставили уборщиком на скотный двор. В чистых коровниках вкусно хрустели сеном сорок породистых коров. Это была гордость мистера Стоуна. С хозяйской дочерью Гертой приходили мы до солнышка в коровник, начинали трудовой день. У Стоунов была электрическая дойка.
Герта, обмыв вымя коровы, доила. Бидоны свежего пахучего молока быстро наполнялись. Моей заботой было оттаскивать их на площадку, где сонно постукивал мотором старенький грузовик. Герта возила молоко к повороту дороги, где машина компании Шпрингер забирала его вот уже пятый год. Как-то Стоун пожаловался мне:
— Какую цену Шпрингер дает за молоко, такую и приходится брать. Ничего не поделаешь, он хозяин. Я сам хотел соорудить маслобойку, но ничего не вышло. Шпрингер диктует цены, и мы в его власти.
Проводив с бидонами хозяйскую дочь, я принимался за уборку коровника, выпуская коров на пастбище. Коровы, важно переваливаясь, брели пастись. Герта, вернувшись, помогала мне. Широколицая, с плотно сжатыми сочными губами, молчаливая, она не уступала в работе мужчинам. В ней мало было девичьего. Но по воскресеньям Герта преображалась. В шелковом платье, пышущая здоровьем девушка с модной прической походила на городскую барышню, если бы не ее красные, натруженные руки. Парни с соседних ферм поджидали Герту, гуляли с ней в Рино и возвращались, провожая ее до ворот, но не заходя на ферму. Она считалась завидной невестой в округе.
Вечером, когда мы, уставшие, усаживались за стол, хозяйка вываливала на блюдо картошку, щедро политую маслом. Ставила снятое молоко, а случалось, и кувшин кислого вина. Положив на колени большие натруженные руки, она смотрела, как мы ели, перебрасывалась словечком со старшим батраком о хозяйских делах.
Мистер Стоун тоже нередко наведывался к нам. Он работал наравне с нами, любил пошутить и посмеяться. Гордился тем, что он простой трудовой человек.
— Сам все своими руками сколотил. Пришел сюда перед войной. Купил землю и развалюху. Взял кредит на машины. Трудно было начинать Не успеешь собрать урожай, плати за удобрения, за семена. Кое-как крепились. Через пять лет у нас было с десяток коров. Построили домик. Началась война. Дела пошли веселее, везде требовался хлеб. После войны я смог нанимать на сезон батраков Завел электродойку. Соседи мормоны приходили смотреть на нее, бранились, но также заводили у себя новшества. В округе я прослыл образцовым хозяином. В Кармон-Сити сам губернатор Руск вручил мне на осенней выставке грамоту за отборное зерно. Да и в этом году я получил хороший урожай. Вот только бы расплатиться за машины.
— Расхвастался! — неожиданно перебила своего мужа миссис Стоун. — Подожди, как еще с компанией расквитаешься.
— Все будет в порядке. Видишь, какое зерно! Во всей округе такого не найдешь.
Мы укладывались спать на жестких постелях в своей конуре. Когда еще было тепло, я спал в коровнике на сене, но затем перебрался в общую комнату батраков. Наработавшись за день, мы тут же засыпали. Даже неуемный Ольсен засыпал мгновенно, позабыв о своей гитаре.
С приближением холодов мы с Ольсеном все чаще поглядывали на дорогу.
А у мистера Стоуна появились опасения насчет благополучного сбыта зерна. Цены на зерно резко снизились. Все же Стоун не унывал.
— Уж чье-чье, а мое зерно возьмут за полную цену. Лучшее зерно в Штате! Будь спокоен! — Он был, как всегда, жизнерадостен и весел.
Но однажды в ненастный день фермер приехал из Кармон-Сити взъерошенный и злой. Он даже не поздоровался со мной, хотя всегда был приветлив. Батраки возили картошку в сушилку, раскапывая последние гряды.
Пришел в коровник Стоун позднее, когда я заканчивал уборку. Он был бледен и шел неуверенно, словно пьяный. Это удивило меня. Я знал, что хозяин не пьет.
— Несчастье, Пауль! — глухо проговорил он. — Мой хлеб не берут.
— Почему? Такое полновесное зерно, как золото!
— Золото, золото, — вдруг вскипел Стоун. — Моя пшеница лучше золота… — Он замолчал, рассеянно поглаживая подбородок, даже не подошел к своей любимице корове Пегги, только что отелившейся.
Старший батрак Стивенс, увидев хозяина, поставил в угол вилы и поздоровался.
— Все в порядке, мистер Стоун?
— Какой там порядок, Стивенс! Не хотят брать хлеб. Некуда, говорят, девать. Нет сбыта. А кроме них, кто возьмет? Предлагал Роберту Гурвичу. Известная фирма. А они дают цену за каждый бушель вдвое дешевле, чем стоит самому. Как это так! Пятнадцать лет сбывал пшеницу и ячмень, а сейчас — стоп. Куда же денусь?