По мере того, как я рассказывал, его лицо мрачнело все больше.
— Да, неприятная история, милостивый сударь. Потерять кров над головой тяжело. Сколько лет платили, и вот… но ничего не попишешь. Таковы законы в этой прелестной стране. Давай вместе подумаем, как выкрутиться.
Мы стали прикидывать, как и где достать деньги, но ничего не придумали.
12
Роя Казинса все знали в порту. Эта прожженная бестия занималась продажей дипломов штурманам, контрабандой и вербовкой моряков. Приемы Казинса были просты, как у большинства шенхауэров. Он подбирал безработного, отчаявшегося матроса, определял в сбой матросский дом, нечто среднее между борделем и гостиницей. Кормил его, а затем сдавал на судно, получая от капитана двух- или трехмесячное жалование этого матроса за «заботу» о нем.
Я решился отыскать Роя. В обед он обычно сидел в баре своего матросского дома, командуй девчонками-официантками. Еще при входе я заметил мужчину, наклонившегося над столиком. Багровое лицо его свидетельствовало о пристрастии к крепким напиткам. Говорил он басом, раскатываясь на «р» так, что казалось, едет громыхающий пустой утренний трамвай.
Я, стараясь казаться непринужденным, сел напротив него, возвышавшегося в кресле-троне.
— Халло, мальчик! Рад тебя видеть. — Он величественно кивнул мне.
— Мистер Казинс, я хочу вас угостить. Что хорошего есть в вашем баре? Коньяк, мартини? Чего желаете?
Черные его глаза под рыжими бровями подозрительно прищурились, точно он хотел подробнее разглядеть меня. Прикрикнув на официантку, чуть не упавшую с подносом, он сказал:
— Что это ты р-р-разо-ряешься? Еще не было человека на свете, который бы угощал меня просто так, за здорово живешь! Ну если ты настолько добр, то бери арманьяк.
Я подозвал кельнершу и заказал бутылку коньяку и лимон.
— Прошу, садитесь к моему столику.
Казинс высвободился из своего кресла-трона, покосился на вошедшего подвыпившего матроса и тяжко опустился на стул возле моего столика.
— Ну что ж, налей этой отр-равы.
— Разве у вас в баре продают отраву? — попробовал пошутить я.
Он ничего не ответил. Мы в молчании выпили по рюмке душистого напитка.
— Что же ты хочешь? — спросил он, вытерев губы белым большим, как флаг, платком, наполняя свою рюмку.
— Мистер Рой! Я знаю, как трудно устроиться на судно дальнего плавания без рекомендации. Но, может, у вас найдется местечко? Я в долгу не останусь. Сами понимаете. Мне необходимы деньги.
Он пожевал губами, спрятал платок в карман и спросил:
— Почему вдруг? Разве тебе надоел твой самовар?
— Доллары нужны. И очень много.
— Кому они не нужны, хотел бы я знать. — Старый шакал усмехнулся, спросил: — Может, ты жениться собираешься? Так у меня есть бабенка, молодая, но подпорченная немного. Зато у нее десять тысяч капиталу. Хочешь, познакомлю, за это мне двадцать процентов.
— Я женат и жду ребенка.
— Тогда можно разговаривать. Ах да, вспомнил. Ты женат на дочери покойного старика Правдина. Хороший, порядочный был человек. Ну, и что ты хочешь?
Я выложил Казинсу всю историю с домиком. Он допивал арманьяк, свиными глазками посматривая на входивших посетителей, и словно не слушал меня.
— О’кэй, твое счастье! Ты попал вовремя. Я тебе дам эту тысячу долларов под залог, а ты мне возвратишь полторы. А чтобы тебе легче было расплатиться, устрою тебя на «Мариголлу». Отличное судно. Высший класс!
— Что вы, мистер Рой! Эта старая калоша едва держится на воде. Ее из порта не выпустят дальше «Золотых ворот».
— Не твое дело, выпустят или не выпустят. Не болтай лишнего. Да, она держится почти на краске, но рейсов с пяток еще сделает. Черед неделю выходит в плавание. Только из уважения к памяти Правдина могу тебе устроить это дельце.
Я решительно встал.
— Нет, мистер Рой, не подходит. Идти на верную гибель. Не согласен.
— Дело твое. Сядь, не ершись. Во-первых, дают вперед матросское жалование за три месяца. Вот тебе часть твоего долга. В течение года ты расплатишься со мной под залог твоего домика. Если утонешь, имеешь шанс получить страховку. Не ты, конечно, а твоя женушка. А вернешься живой — твое счастье.
Он раскатисто засмеялся.
Я в нерешительности сел. Казинс был по-своему прав. Если погибну на этой «Мариголле», то Аленушка получит страховку и уплатит за домик. Нет. Я хочу жить. Ни за что не пойду на этот плавучий гроб. Надо искать другой выход. Но какой? Куда еще обратиться? Петр Иванович денег не даст, потому что дела с «Олимпом» плохи. Скоро судно пойдет на слом. Подняв голову, я машинально спросил: