Суды же в наше время уже стали судилищем - процент оправдательных приговоров колебался от 1 до 2 и основными статьями являлись статья за распространение наркотиков, которые было легко подбросить, экстремизм/терроризм, оскорбление или применение «насилия» к представителю власти, заключающееся даже в травме, полученной «карателем» во время избиения «нарушителя» и клевета, под которую подпадали любые высказывания того, кого по тем или иным причинам не получалось посадить по предыдущим статьям - да, даже доказанные массовые факты отравления детей от «еды» повара президента не котировались в «суде»...
И вот состоялся долгожданный «суд». Проходил он, как и большинство других в последнее время, в отделении полиции, так как с увеличением уголовных дел здания судов не справлялись, с судьёй по вызову, в облегающем асексуальное и тучное, дряблое мужское тело чёрной мантии, и несколькими одетыми в кожу БДСМ-зрителями, добившихся своего присутствия за счёт родственных или дружеских связей с сотрудниками полиции. Сказать, что я там выглядел бледно - не сказать ничего, представьте вымышленного флибустьера Питера Сангре на суде и добавьте туда современный антураж со строгими костюмами, и, естественно, дородного псевдо-судью с заплывшими жиром маленькими злыми глазками-бусинками и будет общая картина попавшего под каток системы беспомощного человека. Меня обвиняли в том, что я, воспитанный в нелюбви к родине, с детства стремился её, родимую, уничтожить, что на протяжении всей жизни своими клеветническими словами пятнал облик столпа нации и избранного самим Богом президента, и всему этому уже даже нашлись «свидетели», и много самых разных других обвинений. На мои жалкие попытки опровержения выдвигаемых обвинений с помощью истины, следовали новые «доказательства» с очередными «свидетелями» и искажающими реальность «фактами» моей противоправной биографии, где меня выставляли в виде эдакого атамана преступного мира. Адвокат весьма успешно прикидывался роботом, отключённым от источника питания, почтительно внимая словам «достопочтенных» прокурора и судьи, лишь своим застывшим и осоловевшим взглядом давая понять, что он совсем далеко от происходящего. Этот адвокат был предоставлен мне судом, так как найм платного был возможен только для очень обеспеченных людей, тем более, учитывая предъявленные обвинения, мало кто из них хотел бы пятнать свою репутацию, противопоставляя себя системе. Впрочем, его брошенное перед выходом с заседания короткое «простите меня, мне правда жаль» и, резко и сильно вдруг сжавшая рука моё предплечье, немного реабилитировало его в моих глазах, заставив меня в очередной раз ужаснуться от того, как это поганое государство ломает людей, задвигая порядочность и честность вглубь, и заставляя людей скрывать в себе всё самое лучшее. Ну ничего, я узнал свидетелей поимённо, и главное того поддатого мужика с залысинами из метро. Лучше бы им всем сдохнуть до того, как я до них доберусь, лысого же урода я оставлю на закуску...
Приговор в восемь лет колонии строгого режима прозвучал как гром среди яркого неба, путая мысли о мести. У меня будто все поплыло перед глазами и все звуки вокруг истончились. Чувство потерянности, несправедливости и опустошённости слились во что-то одно, начиная выдавливать скупую мужскую слезу, вишенкой же торте было мамино лицо... И я не сразу расслышал уже вновь произнесённый вопрос судьи:
— С заменой колонии строгого режима на лабораторный комплекс в качестве испытуемого согласны?
— Д-да. - ещё ничего не понимая и отчаянно пытаясь ухватиться хоть за ветку, проговорил я, и тут же громко повторил. - ДА!