— Я знаю, что это ты, Вить, хотя и хрюкаешь ты очень профессионально. Давай выходи, стрелять не будем.
Передо мной стоял ухмыляющийся Верещагин.
— Ты-то чё тут забыл?
— Как грубо ты со старыми друзьями говоришь... Помочь тебе, может, пришёл.
— Откуда аналитик узнал? Живым я вам точно не дамся, а убить меня не так просто.
— Говорю ж тебе - помочь хочу! Держи. - произнёс он, передавая мне... мой викторез!
— Откуда?
— Не могу сказать, но думаю, что ты сам догадаешься. Если ты не помнишь - то мы все тогда отбивались от мародёров в лесу... так что пойдём, все ищут одну метку, и с нами тебе безопаснее.
— И куда вы меня поведёте?
— Куда скажешь, но подальше отсюда.
— У тебя «обнаружение жизни»?
— Да.
— На сколько метров?
— Метров на 500.
— Тогда веди к озеру. - согласился я, не ощущая опасности. - И дай попить.
Минут тридцать мы шли быстрым шагом не разговаривая, потом я всё же спросил:
— Раз у тебя такая дальность - то ты, выходит, знал, что вас тогда караулили те ганкеры. И знал, что наш отряд был неподалёку. Так ведь?
— Знал, конечно, но я не привык избегать боя. И тех ганкеров мы бы вынесли, пусть и с потерями. Угрозу лишь представлял ваш отряд, подошедший посреди боя.
До озера уже было рукой подать, когда мы распрощались с Верещагиным и его отрядом, уже светало, и, утолив жажду и наполнив флягу, я двинулся к его северному краю, подальше ото всех.
Глава 21. Ожидание помощи.
Когда Рымов появился на точке респауна, то сразу пошёл в дом, не обращая внимания на сыпающиеся отовсюду вопросы, прошёл в свою комнату и начал вынимать из пола доски - вылезали они легко, сложно было лишь подцепить первую. Подвала в доме как такового не было, но под полом было много свободного места, сейчас заполненного оружием, патронами, и всякими сопутствующими приборами. Разобрав половину комнаты, он начал по одному вытаскивать тяжеленные свёртки, и закончил лишь тогда, когда ополовинил весь свой схрон, затем он вставил половицы на место и перенёс свёртки к входной двери, и только после этого позвал вынести свёртки на улицу ближайших к нему людей. Собрав тут же весь лагерь, он выдал им оружие с рациями и по одному на отряд тепловизору, и отправил их на поиски беглеца, оставив в крепости гарнизон из 20 человек, сам же он вернулся в свою комнату, ожидая сообщений радиста. Он был чертовски зол - сорок минут назад его одним ударом убил недавний новичок, ещё совсем зелёный юнец, который сначала раскидал толпу нападающих, а затем и убил его, командира этого грёбанного лагеря! Такого здесь ещё не было. Да, его уже убивали и прежде, но не после того, как он был выбран лидером. Это возмущало Рымова до глубины души, и он чувствовал, что только что неплохо так упал в глазах остальных, а ещё он прекрасно помнил силу того удара, ломающего ему рёбра, от которого сразу несколько осколков вонзились ему же в сердце. Он прекрасно знал, что полагается за убийство командира... но здесь, всё же не реальный мир, тем не менее за такое одной ямы маловато будет - повесить его что ли? Но и палку перегибать не стоит - у Виктора здесь есть друзья, в том числе и среди офицеров... не простят они, а ещё его репутация... Хотя в любом случае придётся выбивать у него местоположение оружия - продать он его бы не успел, да и глупо бы это было - сначала покупать, а потом продавать по заниженной в разы цене, так что отыграться на нём он ещё, положим, и сможет, если захочет, а потом уже можно будет и повесить демонстративно, для поддержания дисциплины. Нужно только, чтобы его убили - и тогда он появится здесь. Всего одно слово по рации - и все 20 человек уже будут его ждать на месте респауна с автоматами на изготовку, и если он вздумает сопротивляться, то ему будет обеспечена длинная-предлинная череда смертей... Рымову пришлось повоевать на границе с сопредельным государством - он защищал одних, говорящих на его языке людей от других, говорящих на том же самом языке, защищал гражданских от такого же братского народа, которому десятилетиями промывали мозги их соседи - там он стал жестокосердным, вынужденный убивать, чтобы защищать... «Парадокс» - думал он - «А на деле политика и бизнес...» Всё человек опошляет, отправляет без права выбора на войну вчерашних детей, где есть лишь одно правило - либо ты - либо тебя... И потом по возвращении домой у него ещё долго крутилась в голове одна из его любимых песен - «Не стреляй»... именно поэтому он отказывался принять необходимое решение об атаке на военную часть, не желая ни развязывать войну, ни стрелять в таких же молодых ребят, таких же соотечественников как и те тогда... для него это не могло быть игрой... Эти воспоминания заставили его, проснувшуюся было, кровожадность отступить понемногу в дальние и тёмные уголки его личности.