А ещё сильней лорда Говарда раздражало, что узник наверняка знает, какие мысли он вызовет у своего племянника предложением кандидатуры этого пусть подающего надежды, но фактически — юнца, и наверняка потешается, развлекаясь его обидой и завистью к более умному и молодому конкуренту!
Однако не прикажешь же своему пусть и трижды патриотичному и порядочному сознанию пресечь то, что подленько нашёптывает в ушко подсознание!
Но вот из-за поворота показалась массивная дверь из толстенных дубовых досок, забранных мощной медной окантовкой и сеткой из переплетённых диагонально полос из той же меди. До неё и двух особо зловещего и здоровенного вида стражников оставалось не больше двадцати шагов.
Лорд Дилени вдруг мягко придержал лорда Говарда за локоть, обратившись вполголоса:
— Милорд.
Лорд Говард притормозил, чуть обернувшись к теперь поравнявшемуся с ним спутнику:
— Да, лорд Дилени?
— Прошу заранее простить мне мои неуместные мысли и высказывания. Но думаю, лучше я скажу вам их здесь. И без свидетелей.
— Я вас очень внимательно слушаю. — нотки настороженного напряжения в тоне остановившегося Главнокомандующего не различил бы только совсем уж тупой. А к таковым лорд Дилени ну никак не относился:
— Вы, возможно, считаете, что лорд Юркисс сознательно пытается нас с вами стравить, столкнуть лбами, словно двух баранов, борющихся по весне за самку, за должность Главнокомандующего. Вы не можете не понимать, что вы — достаточно пожилой и уставший, и несколько сдавший от походов и забот, мужчина. И что его Величество скорее всего уже в ближайшие годы будет подыскивать вам замену. И что лучший кандидат на эту должность — молодой и ретивый, и, главное — достаточно умный, боевой офицер. Возможно, именно с таким умыслом его Величество и назначил меня комендантом Милдреда — самого важного, и находящегося на переднем крае нашей обороны, замка. Не могу этого не понимать и я. Однако я вот что хочу сказать, милорд.
Я никоим образом не хотел бы, чтоб вы думали, что я копаю под вас. Место Главнокомандующего меня интересует, разумеется. Но — не так, чтоб я получил его с помощью каких-то интриг или «особых» заслуг, за вашей спиной. И не так, чтоб вас сместили оттуда до того, как вы сами захотите эту должность оставить!
Лорд Говард долго молчал. Молодой офицер поставил его в не то, чтоб совсем тупик своей откровенностью, но привёл в подобие замешательства. И, если честно, лорд Говард просто не знал, что ответить.
Да, лорд Дилени умён. И чертовски порядочен. (Ну, во-всяком случае, был до сих пор!) И не может не понимать, что его запихали на должность коменданта самого уязвимого и важного замка на передовой, у самой границы, неспроста. Варианта, собственно, всего два: или хотят от него избавиться руками (Вернее — лапами!) врага, или хотят дать возможность выслужиться. Проявить себя в качестве умного и грамотного командира. Со всеми вытекающими последствиями. И весь Двор знает: сам лорд Говард попал на свой теперешний пост именно так — проявив себя отчаянно храбрым, но и в то же время — предусмотрительным командиром. Не жертвующим безоглядно своими солдатами и офицерами для того, чтоб любой ценой угодить его Величеству, и выслужиться, а заботящемуся о них. И делающем всё, чтоб избежать ненужных потерь. И делал он это, как сейчас он отлично отдавал себе в этом отчёт — не только и не столько из человеколюбия. А — потому и для того, чтоб война проходила без ненужных и глупых человеческих жертв.
То есть — из банального прагматизма.
Ведь Тарсия — маленькая. И людей, особенно воинов призывного возраста, в ней — не так уж и много. И именно поэтому лорд Говард и сам иногда советовал его Величеству обратиться к советам всё того же лорда Юркисса. Для того, чтоб с помощью хитрых уловок или дополнительных оборонительных сооружений и мероприятий избежать напрасных потерь…
Но нужно ответить:
— Благодарю за откровенность, лорд Дилени. Я ценю ваше желание успокоить меня. Но поверьте: я и сам отлично осознаю, что и лорд Юркисс, и вы, можно сказать, юнец, у которого ещё молоко на губах не обсохло — умнее меня. И с годами мои способности не улучшаются. Если честно, во время последней кампании я сам прекрасно ощутил, что годы — ушли. И ушли безвозвратно. И спина болит, и меч стал тяжёл. Не говоря уж о том, что ответственность, которую возложил на меня его Величество, становится неподъёмной ношей. И решения… Принимать всё трудней. Правильные решения.