Калчо принялся буравить в черешневом стволе запальное отверстие, чтобы пушка получилась не хуже настоящей. Очень тонким сверлом он просверлил дырочку в гладко стесанном сучке. Быстро окончив эту работу, он дунул в отверстие, и опилки вылетели из пушки.
—Вот это дело! — с торжествующим видом воскликнул Калчо. — В пух и прах расколошматим турок.
—Браво, Букче! — сказал Мичо. — Ты у нас будешь пушкарем. Теперь Лило-кузнецу остается только набить на нее обручи и железные скрепы, и куда Круппу до тебя!
—Греметь она будет страшно, мать честная! — заметил Марко.
—Мы поставим ее высоко над Зеленой балкой и оттуда будем обстреливать всю долину… Пусть тогда подходят откуда угодно, а мы их — бей, не жалей!.. Позиция чудесная!
За воротами послышались шаги.
—Кто-то из наших идет, — промолвил Мичо, знавший, что пареньку было приказано пропускать только своих.
Вошел секретарь комитета Попов и поздоровался с Мичо и Марко.
—Чего тебе здесь надо, Ганчо? — спросил его Мичо.
—Иду в Зеленую балку, вот и завернул сюда мимоходом поглядеть на нашу артиллерию.
—Так, так! Нынче нам всем надо собраться, чтобы решить, кого посылать в Панагюриште. Туда вызывают нашего представителя. Я предлагаю Соколова.
—На что им наш представитель? — спросил Марко.
—Чтобы присутствовать на главном собрании.[95]
—А что будет обсуждать главное собрание?
—Оно решит, когда начинать восстание, душа моя.
—Наверное, на первое мая будет назначено, — промолвил Ганчо.
Марко нахмурился.
—Нет, я думаю, попозже… Чтобы хоть розы успеть собрать, — предположил Мичо.
—Значит, и мы восстанем? — осведомился Марко.
—Восстание всюду начнется в один и тот же день.
—Но это же безумие!
—Безумие не безумие, а чему быть — того не миновать, — отрезал Мичо.
—Ведь не зря же мы так долго готовимся, правда? — добавил Ганчо.
—Так их! В пух и прах их, дядя Марко! — откликнулся разгоряченный Калчо.
—Нет, я так понимаю, — сказал Марко, — покуда не выяснится, что творится в других местах, мы готовимся только к обороне от башибузуков… А то как бы нам одним не пришлось расхлебывать кашу.
—Стыд и срам будет для Бяла-Черквы, если она хоть на миг замешкается с восстанием! — горячо воскликнул Мичо. — Весь народ восстанет в один день — и Турции крышка!
Марко задумался.
—А вы наверняка знаете, что так именно и будет? — спросил он.
—Как же не знать? Дети мы, что ли?.. Я для того и тянул тебя в комитет, чтобы ты своими глазами читал письма… и слушал Каблешкова и Огнянова.
Марко недоверчиво покачал головой.
—Одно дело, когда слышишь что-нибудь от людей, а другое, когда сам наверное знаешь, что именно так и будет… Пять раз обмозгуйте, прежде чем действовать, а то получится как с загорским восстанием.
Мичо вспыхнул.
—Ты прямо младенец какой-то, Марко. Теперь совсем другое дело. Я же тебе ясно говорю, что пожар загорится повсеместно… Все организовано. Остается только назначить день.
—Ну что ж, если действительно восстание начнется повсюду сразу, тогда и я возьмусь за ружье! А если не повсюду, если мы одни зажжем огонь, тогда что? Надо бы еще разузнать…
—Вспыхнет повсеместно!
—Кто его знает!
—Вспыхнет, Марко. Клятвы, что ли, требуешь?
—Не надо.
—Ну, ты прямо Фома неверный!
—Конечно; я, как и он, хочу все пощупать собственными руками. Ведь мы тут рискуем головой…
—Ты должен верить, что мы победим.
—Почему я должен верить?
—Потому что Турции не миновать гибели.
—Как ото — не миновать?
—Очень просто: она должна пасть, потому что так предуказано свыше!
Марко понял, что Мичо снова намекает на пророчества Мартына Задеки.
—Не верю я этим новым пророчествам, — промолвил он. — Календарь предсказывает дожди и грозы, а у нас погода прямо райская!.. Все это вздор.
—Задека, брат Марко, не то что другие! — с жаром возразил Мичо. — Его и ученые признают.
—Помилуй, душа моя! Что ты мне все Задеку своего тычешь? Оставь в покое Задеку.
Мичо вспылил:
—А не хочешь Задеку, я тебе покажу другое пророчество, еще глубже и яснее.
—Кто же это пророчествует?
—Само провидение божие… Только дух святой мог внушить подобное… Человеческому уму не измыслить этого.
И Мичо стал рыться в боковом кармане своей безрукавки. Марко смотрел на него удивленно.
—Эх, тетрадку дома оставил, — с досадой сказал Мичо. — Но погоди, я и так вспомню… И если ты скажешь, что и теперь не веришь в падение Турции, оставлю тебя в покое — мучайся на здоровье!.. Глухому хоть в барабан бей, он все равно не услышит.