Приблизившись к хороводу, который теперь был в самом разгаре, Марко заметил, что Беспортев вдребезги пьян: он так порывисто кидался из стороны в сторону, увлекая за собой всю свою подвижную «колонну», что казалось, будто он ведет ее на штурм какой-то крепости. Беспортев заразил своим энтузиазмом даже пятилетних ребятишек, составлявших последнее звено в хвосте хоровода. По знаку Беспортева музыканты перестали играть, и участники хоровода подпевали сами себе. В соответствии с ритмом песни хоровод делал всевозможные фигуры. Марко, продолжая свой путь, прислушивался к словам:
Не ждешь ли ты, наша Калина, Что брат твой Коле приедет, Что братец Коле приедет, Подарки тебе подарит? На белую шею — бусы, На тонкий стан — поясочек, На русые кудри — косынку, На малые ножки — ботинки.Хоровод кружился неудержимо…
Марко остановился под навесом кузницы, чтобы передохнуть и полюбоваться веселым зрелищем.
Беспортев сразу заметил его. Внезапно оторвавшись от хоровода, он побежал к Марко, размахивая платком и подпрыгивая в такт песне. Его длинное костлявое бледное лицо с рыжими усиками и быстрыми голубыми глазами сияло буйной радостью и животным восторгом — результат беспробудного пьянства, вызванного какой-то сокрушающей, безумной душевной тревогой.
— Желаю здравствовать, дядюшка Марко! Да здравствует и Болгария, да здравствуют славные сыны Болгарии!.. Дядюшка Марко, одолжи на стаканчик… Благодарю! Ура! Кто наливает, пусть горя не знает!.. Ты уж не обессудь, дядюшка Марко, я пьян, как винная бочка, но все-таки ума не теряю… Ведь это я пью вино, а не оно меня… Да, мы, болгары, люди чувствительные!.. Народ страдает, вот я и говорю: довольно рабства и пьянства! Лучше умереть, чем такая позорная жизнь… Может, кто-нибудь скажет: назюзюкался, мол, как русский сапожник… Кто так говорит, тот предатель… У меня душа болит за Болгарию, за эту бедную турецкую рабыню… Я требую прав, человеческих прав! Не надо богатства нам, жен нам не надо… Ты скажешь: а вот люди все-таки женятся, и в какое время! А я тебе на это отвечу: такой уж у нас народ… А завтра скажи ему: марш вперед, поджигай дома, и все на Балканы! И он…
Словом, птиц бояться — проса не сеять… Ты меня с первого слова понимаешь… Да здравствуют такие патриоты! Я таким руки и ноги целую!.. Но выжига Юрдан… Мы с него шкуру спустим… А Стефчов? Ладно, помолчим пока об этом… Так я говорю тебе, что я пьян, пьян, как… как… Час близок! Нынче я живу, завтра стану духом, тенью, ничем. Подлый мир, одним словом… И кто умрет за народ, тот будет жив во веки веков… Ура!.. Да здравствует Болгария! А я кто такой? Осел! Осел боится чистой воды, и я тоже…
Но вдруг Редактор запнулся, — он увидел, что поблизости верхом на коне едет турок. В последнее время турки стали появляться в городе очень редко. Указывая рукой на турка, Беспортев запел:
Бой наступает, сердца наши бьются, Вот уже крики врагов раздаются. Встань же, дружина, пред ворогом черным, Больше не будем мы стадом покорным!—Вперед, вперед! — заорал вдруг Беспортев и бросился к турку с таким видом, как если бы поднимал в атаку какой-то невидимый отряд.
Обернувшись, турок увидел подбегающего Беспортева и остановился. А Редактор, пробежав шагов двадцать и приблизившись к нему вплотную, закричал:
—Эй ты, турецкая морда, куда едешь? Как ты смеешь топтать эту священную землю?.. Эта земля — болгарская, а твоя — в азиатских пустынях. Убирайся туда, проваливай! Слезай со своей клячи, скот, целуй нашу священную землю!.. А не хочешь, так пусть черти заберут вашего султана, и присных его, и всю его гаремную сволочь!..
Турок не понял слов Беспортева, но увидел, что тот мертвецки пьян. Обеспокоенный, он хлестнул коня и хотел было снова тронуться в путь, но Беспортев, кинувшись к нему, схватил коня за узду.
—Чего тебе надо от меня, чорбаджи? — спросил ошарашенный турок.
—Слезай, или я напьюсь твоей крови! — свирепо заревел Беспортев, выхватив сверкающий кинжал.
Турок носил за поясом какое-то оружие, но, позабыв о нем с перепугу, покорно спешился.
—Чего тебе нужно от меня, чорбаджи? — спросил он снова, напуганный свирепым видом Беспортева.