— Вставайте же! — закричал он. — Давайте подниматься, а то замерзнем!
Понемногу товарищи пришли в себя, взяли ружья под мышку и побрели дальше. Но вдруг Боримечка остановился.
— А учитель где?
Все оглянулись в испуге. Огнянова нигде не было видно.
— Его унесло бурей!
— Снегом засыпало!
Друзья кинулись искать Огнянова. Рядом зияла пропасть, и это приводило их в ужас. Они не смели заглянуть в нее.
— Вот он! — крикнул Остен.
На самом краю пропасти из снега торчали ноги, обутые в царвули. Огнянова вытащили. Он был без чувств, лицо его посинело, руки и ноги одеревенели.
— Будь оно неладно! — горестно пробормотал Боримечка.
— Растирайте его, братцы! — крикнул Остен и первый принялся тереть снегом лицо, руки и грудь Огнянова. — Он еще теплый — авось удастся его спасти.
Возвращая к жизни умирающего товарища, все позабыли о себе. Усиленное растирание скоро привело Огнянова в чувство, да и на всех подействовало благотворно. Кровь быстрее побежала по жилам.
— Скорее в зимовье! — скомандовал Остен.
Взяв Огнянова за руки и за ноги, трое товарищей понесли его по заваленному снегом склону Богдана. И тут пригодились крепкие мускулы Боримечки. Ценой нечеловеческих усилий отряд наконец добрался до зимовья.
XXXV. В зимовье
Зимовье Дико стояло на ровной площадке в низине; высокие горы защищали его от ветров. В просторном дворе, на северной его стороне, под широким низким навесом лежали кучи веток и сено — зимний корм для овец и коз. В избушке жили пастухи, которые стерегли стада на зимнем пастбище. Сейчас из нее шел веселый дымок. На путников бросилась овчарка, но, узнав Ивана Остена, стала ласкаться к нему. Огнянова внесли в теплую избу и снова принялись растирать изо всей силы. Товарищам помогал мальчик-подпасок, оставшийся здесь за сторожа; он снял с Огнянова царвули и снегом растирал ему ноги. Наконец стало ясно, что ни Огнянов, ни его спутники не обморожены; все перекрестились и возблагодарили провидение. Мальчик подбросил дров в огонь. Друзья уселись перед очагом, стараясь держать руки и ноги подальше от пламени. Собака, верная своим привычкам, села у входа, чтобы охранять людей.
— Обрейко, а где дядя Калчо? — спросил Остен. Калчо, брат Дико, сторожил зимовье.
— Вчера ушел вниз, в деревню; вот-вот прийти должен.
— Дай нам, сынок, поесть. Что у тебя в торбе?
Мальчик вытащил все свои припасы: несколько черствых ломтей ржаного хлеба, лук, соль и сушеную зелень.
— А нет ли водочки, Обрейко?
— Нет.
— Вот досада! Учителю не мешало бы подкрепиться водочкой, — сказал Остен, глядя на Огнянова, который ломал себе руки и чуть не корчился от боли, — он бы тогда пришел в себя.
— Ничего, учитель, жив твой бог… Ну, видел нашу Стара-планину?.. Хороша разбойница?
— Слава богу, что хоть вы от нее не пострадали, — сказал Огнянов.
— Старых знакомых она не трогает.
— Если хочешь знать, — заметил Остен, — это сама Стара-планина послала нам метель… Боримечка правду сказал.
— Боримечка тоже не лыком шит! — гаркнул в подтверждение этих слов сам Боримечка.
Собака залаяла на него. Громоподобный голос парня обеспокоил ее. Огнянов с любопытством смотрел на Ивана. Невольно напрашивалась мысль, что прозвище «Боримечка» подходит к нему как нельзя лучше[81]. Трудно было придумать более подходящее имя для этого большеголового, неотесанного, полудикого великана, который, казалось, был вскормлен не женщиной, а медведицей. Огнянов смотрел на эту непомерно высокую фигуру, на это сухопарое, костлявое, но сильное тело, на эту удлиненную косматую голову со скуластым лицом, узким лбом, маленькими, дико поблескивающими глазками, огромным носом, широкими ноздрями и большим ртом, в который можно было запихнуть зайца (Боримечка ел и сырое мясо); смотрел на эти длинные, волосатые, жилистые руки Геркулеса, способные разорвать на куски льва. Пожалуй, думал Огнянов, этому парню больше пристало охотиться на диких зверей, с которыми у него было что-то общее, чем пасти коз — занятие совершенно идиллическое. При этом как бы для контраста лицо Боримечки светилось самым бесхитростным простодушием и незлобивостью. Кто бы мог подумать, что этот толстокожий, грубый, на первый взгляд почти первобытный человек способен к привязанности, что ему не чужды тончайшие человеческие переживания… А это было именно так. Само его появление в отряде в столь важный для него день, — хоть и комическое появление, — свидетельствовало о том, что сердце у него доброе и мужественное. Этот парень был способен на самопожертвование. Под влиянием этих мыслей лицо Боримечки стало казаться Огнянову привлекательней и даже умней, чем раньше.