Свою врачебную практику Соколов совсем забросил; он больше уже не посещал больных, да и к нему никто не ходил из боязни быть заподозренным в неблагонадежности. Ступку, склянки с лекарствами, коробки с порошками он вместе с медицинскими книгами в беспорядке свалил в шкаф, где мыши за короткое время успели прочитать половину его фармакопеи. Только один больной все еще осмеливался посещать доктора Соколова: это был Ярослав Бырзобегунек. На другой же день после возвращения доктора он нечаянно поранил себе руку неосторожным выстрелом из револьвера. Это несчастье вызвало сочувствие всех горожан и заставило бедного австрийца изменить фотографии, которая уже давно изменяла ему.
Хлопнула калитка, и доктор выглянул в окно. По двору шел Бырзобегунек. На нем был вылинявший и потрепанный костюм, когда-то подаренный ему Огняновым, кепи с золотым галуном, физиономию его украшали пышные рыжие бакенбарды. Правая рука его была согнута и висела на перевязи из белого платка, узлом завязанного на шее. Бырзобегунек шел медленно и осторожно, вероятно, из боязни повредить больной руке резким движением. При каждом шаге его страдальческое лицо искажалось от боли. Войдя в комнату доктора, он внимательно осмотрелся и бросил перевязь на кровать.
—Доброе утро, братец! — проговорил он, протягивая руку хозяину.
Доктор крепко сжал раненую руку гостя, но тот и не поморщился. Дело в том, что ранение Бырзобегунека было выдумкой: оно было призвано оправдать его частые визиты к доктору.
—Что нового? — спросил Соколов.
—Вчера поздно ночью приехал Каблешков. Остановился у меня, — ответил Бырзобегунек.
—Нужно с ним повидаться! — воскликнул доктор.
—Его сейчас лихорадит. Всю ночь пролежал в жару.
—Ах, бедняга!
—И не говори! Да еще не хочет лежать спокойно; продиктовал мне три длинных письма и велел отправить их сегодня же. Вот какой он! А ведь в чем душа держится! Кашель его прямо замучил…
—Пойду посмотрю его, — сказал доктор, хватаясь за свой фес.
—Не надо, сейчас он спит… Но он поручил мне к вечеру созвать комитет, и сам придет на заседание…
—Нельзя! Ему надо лежать.
—Пойди уговори его! Ты же знаешь, что это за упрямец… Так вот, созови членов комитета.
—Хорошо, оповещу всех.
—А сто золотых достали? — спросил Бырзобегунек шепотом.
—На покупку оружия? Достали. Сегодня деньги принесут ко мне.
—Браво, Соколов, ты молодчина! — воскликнул фотограф.
—Молчи!
—Ас каких пор у тебя эта штучка? — громко спросил доктора Бырзобегунек, вытащив у него из-под жилета блестящий кинжал и размахивая им.
—Иван Венгерец сделал… У него от заказов отбою нет…
Хорош, а?
Бырзобегунек заметил, что на кинжале что-то выгравировано.
—«С или С»… Что это значит?
—Отгадай!
—«Соколов или Стефчов»? — спросил Бырзобегунек, улыбаясь.
—«Свобода или смерть»! — с пафосом ответил доктор и, уязвленный упоминанием о Стефчове, добавил: —Теперь не до Стефчова-Мефчова и прочей подобной дряни, любезный друг… Нам теперь некогда думать ни о Стефчове, ни о личных прихотях, ни об оскорбленном самолюбии… Кто идет убивать тигра, тому не до червяка… Знай, что я забыл обо всем этом… Кто готовит революцию, тот обо всем забывает…
Бырзобегунек бросил на него лукавый взгляд.
В голосе доктора звучало раздражение; он, конечно, ничего не забыл, да и нелегко ему было забыть. Удар, нанесенный его сердцу или самолюбию, был слишком тяжел. Правда, боль в еще не зажившей ране на время притуплялась лихорадочной подготовкой к восстанию. Целиком поглощенный его, доктор находил в ней забвение. В опьянении этой работой он становился нечувствительным к душевным мукам, как пьяница, который топит горе в вине. Но как только наступали минуты отрезвления и раздумья, горькие мысли снова пробуждались в его душе и, как ядовитые змеи, жалили, жалили немилосердно.
Появление Кандова, вошедшего во двор, положило конец неловкому молчанию и отвлекло внимание доктора.
—Что он за птица, этот господин? — спросил Бырзобегунек.
—Кандов, студент одного русского университета.
—Это я знаю, но что он за человек?
—Философ, дипломат, социалист, нигилист… и черт знает что еще… Одним словом, у него тут не в порядке…
И Соколов приложил палец ко лбу.
—Он не выражает желания принять участие в народном деле?