Через месяц после того, как Вентурио открыл свои сады для представителей печати, все, начиная от короля и до последнего нищего, увидели, что памятник ставить необходимо. Один из депутатов, двадцать лет дожидавшийся портфеля министра, сказал в парламенте большую речь о заслугах Вентурио и способе увековечить его имя. Никто ни возражал. Кандидат в министры потребовал открытого голосования «дабы мы знали, как он сказал, имена тех, кто будет противиться народной славе». Принято единогласно.
Вышел из залы только один депутат: семидесятилетний старик, выигравший много лет тому назад великую битву в Африке и спасший Гелиополис от гибели. Не желая, чтобы его славное имя было забросано грязью, народный герой сам покончил с собой, отправив в редакции письма с просьбою ничего не писать о нем. Воля его была свято исполнена, и только 69 газет назвали его выжившим из ума идиотом и дряхлым развратником.
На деньги, собранные путем всенародной подписки, содержателю публичных домов поставлен был великолепный памятник из бронзы и мрамора. Вентурио сам венчал свое бронзовое изображение лавровым венком и когда маленький плешивый человек с отвисшим животом взобрался по лестнице на плечи статуи, многотысячная толпа, которая всегда говорит то, что говорят газеты, закричала, прославляя великого Вентурио.
Такова была в Гелиополисе сила печати. Пишу это не из тщеславия, как может быть подумают некоторые, а только для того, чтобы будущие люди знали чем кончила мировая литература.
В тот день, когда я в первый раз услышал о комете, консерваторы подрались с радикалами и наш парламентский хроникер, профессор Гелиополисского университета, сидя против меня на краю стола рассказывал об этом происшествии так, как будто дрались не живые люди, а вступили в свалку параграфы, статьи и пункты, «закона о конституции». Такой способ изложения он называл юридическим анализом.
— Параграф № 27 вызвал весь этот скандал, хорошо еще, что примечание к статье 94 давало возможность выдвинуть вопрос о голосовании, но тут испортил дело пункт 5…
Унылый это был человек и слушать его было совсем не весело.
Вдруг зазвонил телефон.
— Говорит обсерватория. Только что вычислены элементы кометы Б, столкновение, по-видимому неизбежно.
— Столкновение с чем?
— С землей. Вы меня слушаете. 25 или 27 августа мы пройдем… — конца фразы я не расслышал.
— В чем дело? — спросил профессор. Это должно быть о результатах голосования.
— Да, нет же! обсерватория извещает, что земля столкнется с какой то кометой.
— Лезут с глупостями. Дайте мне триста строк, я напишу статью о параграфе 94.
Главный редактор швырнул заметку о комете в корзину.
— Знаю я эти штуки. Пусть сначала заплатят за тысячу строк, по высшей расценке.
— Да ведь это обсерватория.
— Послушайте Витторино, меня вы не проведете, — редактор поднял от рукописи маленькие прищуренные глаза. — На 26 августа назначено состязание аэропланов. Кто хочет расстроить дело, тот пусть платит.
— По этим, или по каким другим соображениям, ни одна большая газета не напечатала известия о появлении кометы и когда граммофоны над окнами дешевых изданий, не имевших влияния на ход общественной политической жизни, выкрикивали:
— Гибель земли! мировой пожар! остается еще шестьдесят дней… Их голоса заглушал рев сирен «Гелиополисского Вестника» и других серьезных изданий.
— Но все же известие о появлении кометы быстро распространилось по всему Гелиополису.
— Первыми всполошились монахи, мистики, теософы и медиумы.
В Гелиополисе не было господствующей религии, но каждому гражданину, достигшему 25 лет от роду, закон предписывал избрать какое ему угодно верование и держаться его, по крайней мере, в течение одного года. Огромное большинство числилось по официальным спискам христианами, но совершенно не знало в чем его вера и какие обязанности налагает христианство на человека.