Он комментирует мою издевку долгим выдохом.
Откидывается на спинку стула, выполняя мою просьбу:
— Альтернативный вариант мне озвучивать не хочется. Он… мне не нравится. Я не хочу, чтобы так было. Я прошу тебя дать нам шанс…
Коктейлем я проталкиваю вставший в горле ком. Я чувствую себя так, будто внутри меня настоящий кол. Подбородок охватывает дрожь, а на глаза набегают слезы. Я смаргиваю их, прячу. Балашов терзает меня своим напряженным взглядом.
Посмотрев ему в глаза, я хрипло спрашиваю:
— Ты меня любишь?
Зажав пальцами переносицу, он бормочет:
— Этот вопрос детский, тебе не кажется?
— Значит, я ребенок!
— Ты не ребенок. Ты… — он делает паузу, сопровождая ее очередным глубоким вдохом.
— Ты взрослая умная женщина.
— Просто ответь на вопрос, — требую я с дрожью в голосе.
— Если любовь — это взаимное уважение, поддержка и одни цели на двоих, то да, я тебя люблю. Я знаю, что поступил как ублюдок, — говорит он с раздражением. — Я хотел спустить пар. Это не оправдание. Ничто меня не оправдывает, но… — Балашов стучит пальцами по столу. — Я уяснил, что… действительно для меня важно…
— И что же это?
— Семья.
Глава 7
В салоне его машины тепло и тихо, когда он везет меня домой, и эта обстановка угрожает поглотить меня целиком.
Глядя на то, как дождь заливает лобовое стекло, я растворяюсь. Это предательство самой себя — чувствовать удовольствие от подобных знакомых вещей: салон машины, расслабленная тишина. Он и я.
Знакомо, комфортно, потрясающе.
Сжав руки в кулаки, я бросаю взгляд на его ладони. Они лежат на руле, и на безымянном пальце правой руки поблескивает обручальное кольцо. Факт, который я демонстративно игнорирую при каждой нашей встрече.
Я смотрю на его профиль, залитый желтым светом уличных фонарей. Точеная линия челюсти, прямой нос, четко очерченные губы…
Смотрю на телефон, который Балашов не прячет, а демонстративно повесил на панель.
Собирая капотом дождевые капли, Вадим въезжает во двор моего нового дома. Когда он тормозит у подъезда, нега, в которой последние пятнадцать минут я так боялась увязнуть, слетает вся без остатка. На ее место приходит дрожь где-то под коленями и холодок в груди.
Это страх?
Наверное.
Ведь мне страшно. Так чертовски, твою мать!
Отстегнув ремень, я даю понять, что вечер окончен.
Вадим не спорит, просто наблюдает за моими руками. За моими движениями.
Я отбрасываю ремень в сторону и падаю спиной на сиденье. Закрываю глаза, делаю вдох, чтобы притормозить расползающийся по телу холод.
Я слышу дыхание рядом. У него есть свой тембр. Особый, знакомый. Так дышит Вадим Балашов. Я знаю…
Сглотнув, говорю ему:
— Если бы ты спросил, люблю ли я тебя, я бы ответила «да».
Снова его дыхание.
— Тогда возвращайся домой. Возвращайтесь обе.
Я пропускаю его слова мимо ушей. Продолжаю, пока дрожь не смела мое спокойствие к чертям собачьим.
— Люблю тебя как мужчину. Как отца своего ребенка. Наверное, я слишком предсказуемая, раз для того, чтобы спустить пар, тебе понадобилась другая женщина.
— Карина… дело не в тебе…
— Но ты меня не знаешь, иначе понимал бы, какую причинишь боль.
— Прости меня…
Посмотрев на него в гневе, я выкрикиваю:
— А я не прощаю!
Он сжимает зубы. Молчит, ведь теперь моя очередь говорить.
— Ты сказал, что я должна думать о Сабине, и ты прав. Я думала о ней все эти дни и знаешь что поняла? Если бы когда-нибудь она пришла ко мне и сказала, что мужчина, которого она любит, ей изменил, что он… обнимает ее недостаточно крепко и недостаточно… страстно целует… я бы сказала, что такой мужчина ей не пара! Не важно, как сильно она хочет закрыть на это глаза. Не важно, как настойчиво он годами пытается убедить ее в том, что это нормально. Он ей не пара. Вот что я сказала бы ей! А ты?
Он смотрит перед собой. И молчит. Мы оба знаем ответ на мой вопрос. Оба!
— Я не прощаю тебя, Балашов. Вот чему я буду учить свою дочь. Любить себя. И мне не будет стыдно за то, что сама я в свои слова не верю.
Слова эхом гремят в моих ушах. И повисшая после них тишина тоже. Мне страшно сходить с этого распутья, я сомневаюсь в том, справятся ли мои ноги. Ведь я люблю его… люблю…
— Я хочу развод. И мне плевать на то, чего хочешь ты.
Дернув дверную ручку, я выхожу из машины. Мокрый ветер бьет по щекам, но вдох сделать не получается. Воздух застревает в горле, которое парализовало. Пальцы не слушаются, пока я пытаюсь справиться с ключами, тихое гудение двигателя машины за спиной подгоняет и нервирует.