- Вы говорите по-французски? – спросил Николя на языке Вольтера.
- Как троечник-ик. Но пишу и читаю гораздо лучше-э. Бабушка учи-ила.
Парень подобрал под себя ноги, и его тут же скособочило в сторону. Он прислонился к соседу и пристроился спать, но его грубо оттолкнули.
Николя присел к нему с другого бока.
- Эй, друг, а ты куда летишь?
- Я? Я к маме лечу. В Крым. Маманя у меня в Крыму. Единственная душааа.
Парня снова свезло набок, а Николя взглянул на романистку. Встав, он за локоток отвёл её в сторонку.
- Мадам, он не толстый и не хрюкает, и явно не гей. Как вам?
- Что? Этот? Ты настолько мной пренебрегаешь, что готов бросить меня – меня! – с первым попавшимся на дороге пьянчужкой?! – возмутилась дама.
- Да здесь все пьют – вы сами говорили, а этот говорит на французском и выглядит прилично, и мама у него в Крыму – вам по пути.
- Мне не по пути со всякими проходимцами! – гордо отвернулась она.
Николя посмотрел на парня. Абы где такой костюмчик не купишь.
- Так, мадам, это ваш единственный шанс. Ну, пусть он хотя бы поможет вам там с багажом и с домом. А я потом подыщу и пришлю вам кандидата. А?
- Ага! А как я его сейчас потащу? На себе? Он же лыка не вяжет!
- Чего он не вяжет? – растерялся Николя, - а что надо вязать?
- Ай, да ну тебя! Учи русский!
- Лучше я выучу его кратко, что вам нужно. Только нужно его – как это? – вытрезвить.
- Интересно, как? – и она приподняла тонкую дугу правой брови…
***
Загнанные в угол не должны в него прятаться – только отталкиваться.
Надька зло вытерла щёки и задрала нос, распрямив худенькие плечи.
- Всё равно убегу! – сказала она взрослым.
- Шкуру спущу, - посулил дядька.
Они с женой ушли в дом, а Надька устало уселась на крылечке дома, который был её и мамы, а после смерти мамы стал дядькин.
- Ты его не зли, - сказал ей Гошка – дядькин сын, - забьёт. Он пока не сильно бил, потому что ты девочка, и потому что полицейские, которые тебя привезли с вокзала, недалеко ушли. Но ты его сильно злишь, а злой он дерётся.
- Да чтоб он сдох! – пожелала Надька.
- Не, он мой батя, - вздохнул Гошка.
- Гад он, - сказала девочка.
- Это да, - снова вздохнул мальчик.
- Или хоть самой умереть – и к маме, - и Надька задрала лохматую русую головёнку к небу, - всё равно помощи ждать неоткуда. Не прилетит же волшебник...
***
В самолёте госпожа Альфия задремала, удобно расположившись в кожаном кресле салона бизнес-класса, но её новому помощнику было не до сна. И хотя его мутило от алкоголя, и голова раскалывалась, но он, трижды заказав себе двойной кофе, раз за разом прокручивал в голове разговор с чокнутым французом в Домодедово. Тот провозился с ним полтора часа, таская его на себе из кафе в туалет и обратно, выгоняя хмель, благо, Костик ещё не успел повторить возлияние в баре. За полчаса до посадки они наконец нормально поговорили.
- Слушай, это бред какой-то, - сходу отмёл Костик предложение стать помощником какой-то там французской писательницы.
- Не бред! – горячо возразил Николя, - не бред! На самом деле ей нужен помощник, а мне надо срочно вернуться в Париж. Ты немного говоришь и читаешь по-французски, форма физическая у тебя в норме, а за ней иногда сумки носить надо. И зарплату такую ты нигде в России не найдёшь.
- Ну, и в чём подвох? – спросил он француза.
Тот оглянулся на писательницу, сидящую неподалёку от кафе.
- Э, послушай, на самом деле, она замечательная. Она добрая и щедрая. Никогда не скупится ни на деньги, ни на доброе слово. За три года работы с ней я сколотил маленькое состояние и теперь открываю своё туристическое агентство. А мне ведь просто повезло иметь в роду русскую бабушку и немного знать ваш язык.
- Тогда в чём проблема?
Николя снова опасливо оглянулся на женщину.
- Иногда она бывает просто невыносимой! Эта её дворцовая психология!
- Какая психология?