- Так как там всё-таки? В Чуфут-Кале? Руки-крылья раскидывал? – допытывалась романистка.
Костик искоса на неё посмотрел. Хотел было спросить, откуда она знает, но тут же сообразил. Кто хоть раз сам, опьянённый собственной отвагой, стоял на вершине, раскинув руки и подставив лицо солнцу или струям дождя, стекающим по щекам и смывающим всю горечь и разочарования последних месяцев, кто смотрел на мир свысока, на обрыве пропасти волосами ощущая дыхание свободы, кто орал с горы имя возлюбленной, кого распирало там, на вершине, под мрачным грозовым небом, совершить хоть какой-нибудь подвиг ради любви, тот никогда этого не забудет и тех чувств никогда уже не утратит.
- Лучше скажите, чьё имя вы орали с той горы? – ответил он вопросом на вопрос, - с кем хотели бы укрыться в пещере от всего мира?
Она промолчала. «А мальчик таки наш человек!» И не скажешь ничего.
- Вот то-то, - с превосходством сказал Костик. – Обедать где будем?
- Дома. Только еду купим в кафе и заберём с собой в контейнерах.
- Это затратно. Заедем на рынок. Я сам приготовлю…
***
Оксана поправила на себе платье и ещё покрутилась перед зеркалом.
- Хороша-хороша, - сказал отец с порога, любуясь дочерью.
И вправду хороша: ладная, крепкая, цветущая улыбкой длинноволосая блондинка с голубыми глазами и соблазнительными формами. Его порода!
- Папа!
Дочка обняла отца и поцеловала в гладко выбритую щёку.
- Ну, давай, спускайся. Подъезжают уже.
- Только не вздумай меня сватать! Просто семейный ужин, да?
- Конечно. Хотя Василь – парень хоть куда, и уже в семейный бизнес включился. Присмотрись, Оксана, присмотрись.
- Па, ты же знаешь, я себе уже присмотрела.
- Тю! Это кого ж? Этого педалиста, прости господи?
- Папа!
- Даже и не думай! Ещё пока он шансы хоть на какой-то металл имел, можно было рассмотреть его кандидатуру, а сейчас что? Из сборной вышвырнули, а за душой у него только не очень героическое спортивное прошлое и двушка с мамой в Севастополе. Своего же ничего нет – ни жилья, ни дела, одно только тело.
- Папа!
- Папа совершенно прав, дорогая, - вошла в комнату мать и остановилась, залюбовавшись мужем и дочерью.
- Мама! И ты туда же?
- А когда было иначе? Мы с папой всегда заодно. И Василий Кравченко мне очень нравится. Он умный и красивый юноша, с образованием, и, как и сказал папа, уже работает с нашими мужчинами. Он будет сегодня с родителями и сестрой, и…
- И даже и не думайте, что я выйду замуж за этого идиота. Он ржёт, как конь, над своими тупыми шутками про жидов, и пыхтит, когда танцует.
- Прикуси язык! – рявкнул на дочь Яков Савельич.
- Яша, Яша, - притушила разгорающийся гнев мужа Анна Тарасовна.
- А чего она?!
- Да я вам что – лишний груз, что вы так торопитесь сбыть меня с рук?! – воскликнула Оксана, - или вам Васины рефрижераторы дороже дочери?
- Ты говори, да не заговаривайся! – прикрикнула мать.
- Аня, Аня, - похлопал жену по руке Яков Савельич.
- Ну, вот что! – и Оксана вскинула красивую голову, - к вашим гостям я, так и быть, выйду. Но чтоб о свадьбе ни слова! Даже и не думайте! Из дома сбегу! Мне Костик нравится, за него и выйду. А он уже едет, - мстительно добавила она.
- Как едет? – растеряно спросила мать.
- Самолётом, я думаю. Мать навестит – и ко мне. Я вниз.
Оксана протиснулась мимо отца и стала спускаться вниз по лестнице огромного отцовского особняка, постукивая каблуками по мраморной лестнице.
- Яша, - обернулась Анна Тарасовна к мужу.
- Ну, это мы ещё поглядим. Велосипедиста этого общипанного я рядом с Оксанкой и видеть не хочу. Приедет – вышвырну. А ты вот что. Ты сегодня за обедом заведи с Кравченко разговор, что девчонкам в этом году институты заканчивать, мол, дипломы, всё такое, а вдвоём же легче к экзаменам готовиться.
- Чтобы их Кристинка у нас пожила? – догадалась жена.
- Точно. Нехай их Кристя у нас поживёт, а заодно и Василь. Он вроде как за сестрицей присмотрит, а заодно стажировку на моём заводике пройдёт и дом подыщет. Он же здесь, в Ялте, гнездо вить хотел. А потом устрой так, чтобы девчонки с ним ездили, дома смотрели или участки и площадки под дома. Глядишь, так и сблизятся наша краля с их Василием.