Капельки пота быстро стекли по лбу к носу, и собрались в каплю, которая повисла на кончике носа Пустышки.
Палач хлопнул пакетом по ладони, Пустышка как всегда вздрогнул и капля упала на пол.
– Ладно, – сказал Палач и спрятал пакет во внутренний карман плаща.
Пустышка засуетился, распахнул дверь.
Теперь почти час Палачу будет казаться, что одежда его пропиталась смрадом квартиры связника. На крыльце Палач остановился и посмотрел на часы. Девять часов. У него имеется небольшой люфт по времени. Можно не торопясь пройтись до места парковки запасной машины. Ту, на которой отвез Жука и Беса, Палач спрятал.
Вряд ли кто-то сможет связать ее со стрельбой возле ночного клуба, но лучше быть осторожным. Ту машину можно будет использовать еще раз. Сегодня ночью.
Хорошая погода, подумал Палач, пережидая, пока мокрая суетливая толпа вдавится в подошедший троллейбус. Люди толкались молча, с остервенением отталкивая друг друга от дверей. Все влезть не сумели, и оставшаяся часть втянулась на тротуар.
Кто-то остервенело отряхивался, размазывая пятна грязи по одежде. Грязь, подумал Палач, жрущая, дышащая, плодящая сама себя грязь.
Каждый комочек в отдельности был хлипким, но вот так, толпой, они могли подобно селевому потоку в горах снести все на своем пути.
А он так и не доказал никому своей правоты. Никому. Даже с ребятами из своей прежней группы он так и не поговорил об этом. Хотя, вряд ли они поняли бы его. У каждого из них была своя боль, и эта боль надежно прятала их от его сомнений и его правоты.
И эта правота делала его одиноким.
Палач обошел высматривающих новый троллейбус людей и быстрым шагом двинулся к автостоянке. Лучше всего, если он приедет на место немного раньше.
Ему предстоит быть только зрителем. Все, что должно произойти через час, спланировал он, но выполнять это будут люди. Его люди, как ни абсурдно это звучит. Он, оружие, отдал приказ людям, и они выполнят его приказ.
Палач всегда точно выполнял приказы, он не представлял себе, что можно приказа не выполнить. Он был оружием, а оружие не сомневается. Он не сомневался, но он и не представлял себе, как легко управлять людьми, как легко заставить их выполнять его работу. Убивать людей.
Они готовы вцепиться в глотку друг другу, Палач вспомнил, как Бес и Жук смотрели друг на друга. Солдат и Наташка… тут даже он не мог до конца представить себе, что может произойти после того, как он перестанет их сдерживать.
Остальные… Как поведут себя остальные, он сможет узнать меньше чем через час. У него еще много времени для того, чтобы занять место в первом ряду и насладиться зрелищем.
Хотя ничего кроме отвращения это у него вызвать не могло.
Дождь почти стих. Или это уже был не дождь, а просто туман оседал мелкой пылью. Вдалеке послышалась милицейская сирена. Где-то что-то случилось.
Город большой, в нем всегда что-то случается. За всем не уследишь.
Возле своей машины Палач остановился, посмотрел на тучи, взглянул на часы. Все в порядке. Все будет так, как он спланировал. И через час, и через месяц, и…
И когда настанет его момент.
Наблюдатель
Интересно, что сейчас делает Палач? Гаврилин положил постельное белье в тумбочку и захлопнул дверцу. Я бы на его месте спал. Гаврилин с ненавистью посмотрел на стену, отделявшую его квартиру от соседской.
Естественно, крики уже прекратились, и за стеной царил мир да покой. Но рассчитывать на сон уже не приходилось, Гаврилин великолепно знал себя. Теперь всякая попытка уснуть будет обречена на провал после того, как он несколько часов проворочается на диване.
Нет уж спасибо. Лучше подождать до вечера и тогда…
Раз уж спать все равно не получается, можно предаться греху чревоугодия. Вот обожрусь и помру молодым, пропел вслух Гаврилин. И никто мне не указ. Ни Артем Олегович, ни Палач.
Гаврилин двинулся было на кухню, но решил, что в квартире слишком тихо. Он всегда разрывался между двумя прямо противоположными желаниями. С одной стороны – как приятно посидеть одному, в тишине, когда никто к тебе не пристает, не теребит, не заставляет бежать куда попало, или ночами сидеть над допотопным пультом связи, тупо пытаясь не уснуть.
Закрыв же за собой дверь квартиры, Гаврилин уже через пару часов начинал тяготиться и одиночеством и тишиной. Тут у него выбор был небольшой: магнитофон, телевизор или собственный монолог.
Утром лучше всего помогает просто музыка, лучше громкая и иностранная. Не хватало еще вслушиваться в текст. Гаврилин порылся в кассетах, выбрал «Скорпов», сунул их в кассетник и щелкнул клавишей. Потом оглянулся на стену и сделал музыку погромче. Мелочно, конечно, и пошло, но некоторое удовлетворение от этого он получил. Тем более что, насколько он знал, в ближайших окрестностях его квартиры маленьких детей не было.
Так о чем это мы? О планах на счет пожрать. Путь к сердцу мужчины, ясное дело, лежит через его желудок. Гаврилин открыл холодильник и присел перед ним на корточки.
М-да, теперь понятно, почему он так себя не любит. Если бы он был женат… Ну, предположим, что он был бы женат, то сразу после такой ревизии семейного холодильника наступил бы развод.
Более – менее сносно выглядели четыре сосиски в мутной целлофановой оболочке. Маргарин в пластиковой банке сохранился только в виде тонкого слоя на стенках. Кастрюлька с макаронами. Вчерашними. Гаврилин задумчиво посмотрел на бледный комок теста. Позавчерашними. Вчера он позавтракал остатками хлеба и молока. Остатки макарон он варил позавчера. На завтрак.
Банка килек в томате. Гаврилин выдвинул пластмассовый ящик внизу холодильника и обнаружил там скукоженное яблоко.
Убивать таких хозяев надо. Расстреливать из рогатки двадцатимиллиметровыми гайками. Макаронам, не смотря на голод, прямая дорога в мусоропровод.
Джеймс Бонд позавтракал холодной телятиной, рыбой и фруктами. Фиг вам, сосиски не телятина, и есть их холодными никто не собирается.
Гаврилин вытащил из печки сковороду. Материальное воплощение старого тезиса о том, что нельзя откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Что ему мешало сразу помыть сковороду еще неделю назад?
Гаврилин сунул сковороду в мойку и включил горячую воду. Ага, он потому не помыл сковороду сразу, что накануне выбросил тряпку в мусор. Как называется жизненный уровень человека, который даже тряпки для мытья грязной посуды не имеет? А как называется сам этот человек?
Гаврилин потер остатки подгорелого жира на сковороде пальцами. Ничего, получится. И вообще, если не удалось найти чистую посуду, есть придется с мытой.
А вы трус, господин Гаврилин. Сколько ухищрений и стараний только для того, чтобы не думать о неприятных вещах! Ведь все просто и ясно. Сегодня твоя жизнь сделает очередной выверт, и, будь твоя воля, ты бы постарался оттянуть это на как можно более поздний срок.
На год, два. До морковкина заговения. Ладненько, ладненько. Чего прицепился? Хочешь порассуждать о сложных проблемах – сколько угодно. Сколько угодно.
Итак, Палач. Возраст, биография – особой роли не играют. Профессия – убийца. И еще какой. Гаврилин вспомнил свои ощущения после того, как впервые познакомился с послужным списком Палача и его первой группы.
Не знаю как он мыл посуду, но людей он отправлял на тот свет профессионально. Действия его были, как правило, точными и стремительными. Из всех возможных вариантов он выбирал наиболее простые и действенные. И его никогда не останавливала необходимость пролить лишнюю кровь.
Гаврилин скептически посмотрел на мокрую сковороду. Третий сорт – не брак. Не от дерьма же он, в конце концов, ее отмывал, а от еды. Можно жарить сосиски. Вот будет хохма, если в доме кончились спички.