Тармулан нисколько не сомневалась в том, что её ждёт мучительная смерть. Жрец Братства Богини и его подручные не пощадят её. Как только они выпытают у неё все, что им нужно, она умрёт. Впрочем, у неё ещё есть возможность избежать пыток. Она посмотрела на конец петли, привязанный к балке стропила. Тармулан прикинула: петля на её шее затянута не сильно, так что ей придётся постараться. На мгновение она представила себе выражение лиц ченжеров, когда они утром обнаружат её посиневший труп.
Но тут голову Тармулан посетила другая мысль. Поступи она так, и её душа никогда не обретёт покоя, и если даже она не попадёт в царство умерших, то будет неприкаянно скитаться вместе с душами других самоубийц. Она избавит своё тело от пыток, но душа Тармулан никогда не сможет переродиться…
От всех этих мыслей на неё нашло чувство безысходности, и Тармулан заплакала. Наверное, она плакала в первый раз с тех пор, как её выдали замуж, и она покинула родительский кров.
Сквозь щели в сарай проник первый тоненький лучик восходящего солнца. Он упал на заплаканное лицо Тармулан, и она открыла глаза. Свет ока Мизирта[1] словно вдохнул в её измученное болью тело новые силы. Нет, она так просто не сдастся, ибо учение Доброго Бога гласило – борись до конца!
Теперь ей овладела мрачная отчаянная решимость. Она дёрнула головой и вспомнила о петле, затянутой у неё на шее. Прежде всего, надо избавиться от неё. Хорошо, что ченжеры не позаботились натянуть её слишком туго. Тармулан встала на ноги и принялась вертеть шеей и мотать головой. Она извивалась точно червяк на крючке рыболова.
После четверти часа мучительных, причиняющих боль движений, ей удалось ещё больше ослабить петлю. Тармулан остановилась несколько передохнуть. Затем она сумела подцепить её подбородком, потом зубами и, наконец, избавиться от удавки. Тармулан обессилено рухнула на солому.
Некоторое время она неподвижно лежала, переводя дух. Потом, собрав всю свою волю в кулак, она приподнялась и встала на ноги. Тармулан принялась лихорадочно озираться, пытаясь найти хоть какую-нибудь малейшую возможность освободиться от пут. Тут её взгляд упал на рукоять старого заржавленного серпа, висевшего на деревянных гвоздях, вбитых в столб.
Привстав на цыпочки, Тармулан дотянулась до серпа и поддев рукоять головой уронила его на тюки соломы. Затем она опустилась вниз и присела так, чтобы стягивающие её руки верёвки пришлись на иззубренное от ржавчины лезвие. Пыхтя от напряжения, Тармулан принялась перетирать их. Внезапно она почувствовала, как лопнула одна из верёвок. Следом за ней последовала ещё одна, и вскоре Тармулан удалось полностью освободить руки. Она тут же принялась растирать запястья, восстанавливая кровообращение.
Снаружи послышались шаги, и до её слуха донёсся приглушённый говор. Ченжеры шли к сараю. Тармулан быстро улеглась на солому спиной вниз, прикрыв своим телом серп.
Ченжеров было двое. Один из них был тот, что вчера скрутил её в схватке. Во втором она узнала давешнего Лишуня.
– Ты гляди-ка, какая послушная девочка – сама улеглась,– произнёс Лишунь, глумливо ухмыляясь.
– Сейчас проверим, так ли она хороша в любовных утехах, как и в схватке,– откликнулся старший, не сводя взгляда с прорех на одежде Тармулан сквозь которые просвечивало тело женщины. Он снял с себя пояс с мечом и теперь расстёгивал завязки штанов.
Влажные, вспотевшие от похоти ладони склонившегося над ней ченжера скользнули по округлым бёдрам Тармулан. Если бы он был повнимательней, то заметил бы обрывки верёвок, но ослеплённый своей неуёмной страстью, жрец ничего не замечал вокруг себя. Сейчас, для него существовала лишь её дрожащая податливая плоть.
Освободившаяся от пут Тармулан, изогнулась вперёд, и неуловимым змеиным движением резко крутанула всем телом, держа в руке лезвие серпа. Несостоявшийся насильник покатился по земляному полу, оглашая сарай диким криком и зажимая страшную рану в паху. Кусок плоти, составлявший его гордость самца, отлетел в другую сторону сырым ошмётком. Второй ченжер никак не успел среагировать на её движение – стремительное лезвие серпа со свистом разорвало его горло. Выплеснув тугую струю алой крови, он запрокинулся навзничь.
Несколько мгновений Тармулан неподвижно стояла, успокаивая дыхание. Она схватила пояс ченжера и вытащила из ножен чимкан. Её глаза заметили чью-то движущуюся тень, падавшую снаружи на дощатую стену сарая. Она приникла к щели. От лошадей к входу в сарай бежал ченжер. Он услыхал крик одного из своих товарищей и теперь спешил разузнать, что случилось. Подбежав, он остановился на пороге.