Было, я даже к нему на поклон пошел. Не с бухты-барахты, а так сложилась ситуация. Я был тогда еще командиром эскадрильи. Освободилась у меня должность штурмана эскадрильи, и мне рекомендуют Чечевикина. Кандидатура, что называется, сама просится на место: авторитетный, знающий и, главное, пусковой штурман. Если человек пускал ракету и не раз, и не два, да притом удачно — такой опыт приравнивается к боевому. Повезло Чечевикину на большие козыри. Умей он ими грамотно распорядиться, давно бы занял высокое положение, давно бы я смотрел на него, задрав голову. Ну, а пока его судьба в моих руках. Я — командир эскадрильи, и мне решать, кому летать в моем экипаже, с кем работать, кому возглавлять флагманскую службу. Первая реакция на кандидатуру Чечевикина у меня определенна: ни за что!
Пусть он хоть семи пядей во лбу, но, если он на меня косо посматривает, тут невольно призадумаешься. Открыто принять в штыки кандидатуру Чечевикина было бы неразумно. Спросят же, почему не берешь? Что я мог ответить? Только то, что не нравится? Всем нравится, а мне нет? Начнутся выискивания, домыслы, а это хуже открытой вражды. Я не мог сказать прямо нет, но зато мог сделать вид, что, прежде чем сказать «да», имею право на размышления. Размышлять мне пришлось ни много ни мало, а до приезда очередной проверочной комиссии. В ней оказался и бывший мой однокашник по училищу. Вместе летали, вместе прошли лейтенантские годы, но потом не нашел он что-то общего языка с врачами и ушел на кадровую работу. Все наши аттестации, перемещения, передвижения ~ через его руки. Мне от этого человека ничего не надо, нас связывало самое надежное, что есть между людьми, — общее прошлое, но мне еще хотелось подарить ему на память что-нибудь, как говорится, из доброго и вечного. Чтобы поставил или повесил в квартире и потеплело на душе. А Чечевикин у нас мог исполнить такую чеканку, какой ни в каком салоне не сыщешь. Главное, наша кровная авиационная тематика…
Вот тут я и задумался о достоинствах Чечевикина. Он в коллективе, как центр притяжения. Все как-то вокруг него да около. Если перетянуть такого человека на свою сторону — цены ему не будет. Мое слово — это слово по должности, всегда казенно, а вот когда Чечевикин скажет — это звучит убедительно и весомо, это вроде выражения воли народа.
В принципе ради пользы дела можно в чем-то и посчитаться с Чечевикиным. Он тоже не совсем без понятия, он же не тянет куда-то в болото, а, напротив, забирает выше. Если установить с ним взаимопонимание, то от этого выигрывает и сплоченность коллектива, и служба, и каждый из нас в отдельности. Сказать по совести, были и у меня сомнения, не хотелось идти к нему, не в моем положении кого-то просить, но по своей природе я человек не гордый, сам из простых людей и считаю допустимыми компромиссы ради конечной цели. Как бы там ни было, а ничто одним днем не решается и не заканчивается. Время и обстановка покажут, как быть дальше, а пока надо действовать исходя из очевидной целесообразности. Так я пораскинул, прежде чем собраться к нему с миссией мира. Наш предстоящий разговор решал все на многие годы вперед.
Чечевикин, конечно, не ожидал увидеть меня на своем пороге. А я решил, что самое подходящее — прийти к нему домой. Он дверь открыл и глаза на лоб: «Слушаю вас?»