— К севу готовятся, — раздается в наушниках шлемофона. Я улыбаюсь, но, спохватившись, говорю строго:
— Об этом побеседуем на земле.
На последнем занятии командир полка сделал предупреждение тем летчикам, которые нарушали правила радиообмена.
— Вы могли не услышать приказа, — сказал он. — Ясно, к чему бы это привело во время боевых действий.
На отшибе, у самой реки, прилепился авиационный госпиталь. В госпитале она… Тонкий овал лица, копна светлые волос над невысоким лбом, прищуренные, немного раскосые глаза. Людмила… Интересно, чем она занимается сейчас? Может, делает обход палат, разговаривает с инженером?..
Город позади. Пора делать последний разворот. Ищу глазами посадочный знак — оказывается, он уже за крылом. Опоздал! Резко нажимаю ногой на педаль, самолет разворачивается. Буква «Т» (какой же узенькой кажется она с высоты!) теперь впереди, но под углом. Убавляю газ, мотор «кашляет». Вот, «наконец, удалось поставить самолет правильно, однако вижу, что расчет не выполнен и самолет может приземлиться с большим перелетом. Один выход: идти на второй круг. А ведь так хорошо началось!
Ругаю себя последними словами. Я просто ненавижу себя. Что подумает руководитель полетов, да и все, кто там, на старте? Конечно, назовут «утюгом» и другими обидными словами. А члены экипажа: Лерман, Мокрушин, Брякин?
Углубляюсь в работу так, что не сразу догадываюсь, о чем говорит Лерман. Он указывает на выпущенные шасси. Убираю их.
На втором круге я, кажется, своевременно произвел все действия. Однако удовлетворения не ощутил. Когда самолет остановился в конце посадочной полосы и я начал разворачиваться, в наушниках послышался мой позывной. Руководитель полетов — полковник Молотков — разрешил повторить упражнение.
— Вас понял! — гаркнул я со всей силой. — Понял хорошо! Спасибо, товарищ полковник! Иду на старт.
— Вы не на балу. Здесь в реверансах не нуждаются. Слова командира отрезвили меня в единый миг; не хватало еще лишиться полета из-за неуместной восторженности!
Выполнив упражнение, я зарулил машину на красную линию. Там стояло несколько самолетов, от раскрытых моторов струилось марево. Механики прыгали с капота на плоскость, заправляли бензобаки горючим.
Сгрудившись у стартовки, летчики спорили, «с промазом» или нет приземлится идущий на посадку самолет. Если пилот «давал козла», руководитель полетов быстро подносил ко рту микрофон и говорил, не отрывая цепкого взгляда от подскакивавшего самолета:
— Эластичнее, не торопитесь. Так. Хорошо. Иногда в его голосе появлялись жесткие нотки:
— Опять на выдерживании оторвали взгляд. Веревкой привяжу глаза к полосе!
Кого-то уже «продернули» в «Боевом листке».
Увидев меня, офицеры многозначительно переглянулись и расступились. Карикатура изображала сидящего верхом на самолете летчика с приложенными к груди руками и елейной улыбочкой на губах. Изо рта вылетали слова: «Спасибо, товарищ полковник! Иду на старт!»
Офицеры смеялись, хитровато посматривая на меня. Но смех этот вдруг заглушило быстро нараставшее гудение мотора. Низко над головами — кое-кто даже присел, — мелькнув звездами, пронесся «Ильюшин». Вот он задрал нос и стал, как сверло, ввинчиваться в небо.
— Убедительно работает, — восхищенно заметил Коля Лобанов.
— Кто такой?
— Капитана по каллиграфии видно.
Штурман полка привлекал внимание молодых летчиков — об этом знало командование. Его сегодняшний полет был, по-моему, не случайным. Накануне я видел, как подполковник Семенихин отсек его от группы летчиков и стал говорить что-то, то и дело взмахивая рукой. Капитан согласно кивал.
— Главное, раскройте перед ними боевые качества нашей машины, — услышал я слова подполковника.
Теперь я понял, что речь шла о молодых летчиках.
Да, многие из нас завидовали умению капитана и, в чем могли, подражали ему: выйдя из кабины, проделывали несколько физических упражнений, ходили по аэродрому в белых подшлемниках с закрученными наушниками, отращивали фатовские усики, покупали трубки с головой Мефистофеля. Этих называли «запорожцами».
Однажды на утреннем построении командир полка, распустив сержантский состав, неожиданно скомандовал:
— Запорожцы, два шага вперед!
Из строя под смешки вытолкнули около десятка молодых летчиков.
— Не вижу из третьей эскадрильи.