К тому времени я уже имел 28 боевых вылетов. Большая заслуга в этом принадлежала техническому составу, обеспечивавшему тщательную подготовку самолетов. Сколько раз приходилось прилетать на разбитой машине! Прилетишь и думаешь: ну, дня три-четыре займет ремонт. Люди будут летать, а тебе придется отсиживаться на земле и бить баклуши. А наутро мой техник Котов докладывает, что самолет готов к полету. Идем всем экипажем, облетываем, а ночью снова в бои.
Дорогой товарищ Котов! Память о тебе я свято берегу в своем сердце. Я знал о тебе очень немногое: младший техник-лейтенант, уроженец села Издешково, что между Смоленском и Вязьмой. Ты был неутомимым тружеником; на подготовленной тобой машине, которую хотели было списать, можно было летать уверенно, без опаски, что подведет техника. Юношей, почти ребенком погиб ты на боевом посту, мой славный товарищ…
О том, как это произошло, я расскажу позже.
24 февраля стояла нелетная погода, и мы томились дома. Заходит комиссар эскадрильи Соломко, вид у него торжественный. Обращаясь к Краснухину, он говорит:
— Поздравляю с высокой правительственной наградой — вторым орденом Красного Знамени.
Я встал, чтобы поздравить Сашу с наградой. В это время комиссар подходит ко мне, пожимает мне руку и говорит с улыбкой:
— Поздравляю с правительственной наградой — орденом Красного Знамени.
Мне показалось, что Соломко меня разыгрывает. Стало досадно.
— Не надо так шутить, товарищ комиссар…
Заметив мою обиду, комиссар обнял меня за плечи, воскликнул:
— Степан Иванович, дорогой, я не шучу! Сейчас принесут газеты.
Через несколько минут я собственными глазами увидел свою фамилию среди награжденных. Пришлось поверить. Я был, конечно, очень обрадован, но и удивлен: прошло немного больше месяца с того дня, когда командир полка хотел списать меня в тыл, и вдруг такая награда! Своей радостью я поделился с семьей, написав в далекий Тамакул, но в глубине души считал, что пока не заслужил такой чести и что эта награда — аванс, который еще надо отработать.
Штурман Рогозин тоже был награжден орденом Красного Знамени, а Вася Максимов — медалью «За „отвагу“», ведь он за этот короткий период сбил два вражеских истребителя. Для штурмана Шаронова, также получившего орден Красного Знамени, это была третья правительственная награда. О нем писали в газетах как о «докторе бомбардировочных наук». По этому поводу он, человек чрезвычайно скромный, порой ворчал: «Ну и званьице сочинили для тебя, Василь!» Однако ворчал он напрасно, слава его была вполне заслуженной. Недаром в групповых полетах они с Краснухиным почти всегда были ведущими, и от их искусства зависел успех дела.
Хочется рассказать еще об одном боевом товарище — старшем лейтенанте Василии Гречишкине. К началу февраля 1942 года имел он свыше 75 боевых вылетов и был награжден орденом Красного Знамени. Гречишкин подал заявление о приеме в партию, и 17 февраля отважному летчику была вручена кандидатская карточка.
После этого, буквально на второй или третий день, в ночном полете после успешного бомбометания самолет Гречишкина был подбит. Вышел из строя правый мотор, повреждены были все средства радиосвязи. Гречишкин лег на обратный курс, надеясь как-нибудь дотянуть на одном моторе. Ориентироваться визуально мешала облачность. Решил идти на восток, пока хватит горючего. Когда по времени стало ясно, что линия фронта осталась позади, командир приказал экипажу прыгать: самолет шел в облаках, поэтому о посадке и речи не могло быть. Экипаж выбросился на парашютах. Выдернув кольцо, Гречишкин почувствовал, что парашют не раскрывается; кольцо, которое он держал в руке, оказалось без вытяжного тросика…
Как было условлено, после приземления штурман дает сигнал ракетой, остальные отвечают криками или выстрелами из пистолетов. На ракету ответило два выстрела. Кого же нет? Оказалось, нет Гречишкина. Неужели не успел прыгнуть?
Я сам видел, как командир вылезал из кабины, мы почти одновременно оторвались от самолета, — сказал стрелок-радист Базилевский.
Начались поиски. Светало. С криками и стрельбой товарищи прочесывали местность в районе приземления. Внезапно, когда уже отчаялись найти командира, послышался ответный выстрел. Гречишкин лежал на дне оврага, живой, но с поврежденным плечом. Парашют его так и не раскрылся — осколком снаряда был перебит вытяжной тросик. Гречишкин упал в сугроб и пробил своим телом снежную толщу до, самого дна.
В тот же день экипаж добрался до своего аэродрома. Гречишкина положили в госпиталь. Пробыв там около месяца, он вернулся в часть. Вскоре ему было присвоено звание Героя Советского Союза.