Под крышей дома
Из Кызыла, своей малой Родины, Костя Мальцев уехал давно, более тридцати лет назад, почти сразу после окончания местного педа. Все эти годы он бывал там редко, наездами, навещая оставшихся родителей и младшую сестру, которая после окончания школы и медучилища не уехала, как многие друзья и знакомые, разъехавшиеся кто куда (в основном – в соседние Абакан, Минусинск, Красноярск), а осталась с отцом и матерью в родном городе. Дважды выходила замуж, разводилась. От каждого мужа родила по ребёнку, которых потом воспитывала одна на свою небольшую зарплату и жалкие алименты. В общем, жизнь у неё не особо сложилась, как и у многих в то смутное, непростое время.
Родители Кости, наивные романтики и молодые инженеры-энтузиасты, приехали в Туву в 60-е по распределению для участия в индустриальном развитии молодой советской республики. Строилось в те годы и впрямь много – электростанции, заводы, школы, больницы, мосты, дороги, да и в целом жизнь с каждым днём становилась всё лучше. Конечно, по сравнению с европейской частью страны, и даже некоторыми соседними регионами, Туву сложно было назвать процветающим краем, но на фоне того, что там было ещё лет за 10-20 до того, действительно можно было сказать, что «жить стало лучше, жить стало веселее». В золоте и икре, конечно, не купались, но и не голодали.
Первые детские воспоминания Кости, относящиеся к концу 70-х, уносят его в тёплый летний день, когда он, мальчик лет пяти, гулял по городскому парку вместе с родителями, которые везли перед собой коляску с его новорождённой сестрой Настей. На голубом небе ярко светит солнце, дует лёгкий ветерок, по бокам аллеи нежно-зелёные, молодые листья тополей, откуда-то сверху доносятся мелодии популярных в те годы советских песен, а он, совершенно счастливый, идёт и уплетает редкое в те годы мороженое – в самом Кызыле его не производили, а привозили откуда-то из-за Саян, и то только по праздникам.
Счастье…
Тогда, наверное, это действительно воспринималось и было настоящим счастьем. А сейчас, спустя сорок с лишним лет, когда за плечами годы жизни в разных городах России, несколько посещений Парижа с его Champs-Élysées и прочими достопримечательностями, это ощущение счастья кажется смешным и наивным, а само это тогдашнее чувство – картонным, ненастоящим.
По самому Кызылу Костя, уже живя в других городах – Красноярске, Новосибирске, Петербурге – никогда особо не скучал. Серый, пыльный, унылый город без особых достопримечательностей. Но всё-таки было в нём что-то такое, что не отпускало, что заставляло мысленно или по-настоящему возвращаться в этот небольшой городок среди тувинских степей. Например, бывшие одноклассники, друзья, с которыми вместе рос. Многие также уехали в начале 90-х, но некоторые и остались, и с ними Костя охотно встречался во время своих приездов. Что ещё? Воспоминания о том, как в детстве с родителями праздновал Новый год, или Чаа чыл по-тувински. О том, как ходил с друзьями в местный кинотеатр «Найырал», где в конце 80-х показывали советские фильмы и популярные тогда у молодёжи голливудские боевики. Как купил в 15 лет в магазине «Аялга» свою первую гитару, на которой играл во дворе с пацанами любимые песни Цоя и Бутусова. Как ездил с родителями на озеро Сватиково, где они пару раз ночевали в палатках. Как переживал суровые тувинские зимы, слушая по утрам, перед школой, радио, приветствовавшее слушателей сначала по-тувински («Кызыл чоголоктур»), а затем по-русски («Говорит Кызыл»), и радовался, когда в прогнозе погоды звучало слово «дёртен», т.е. сорок – в младших и средних классах школьники освобождались от занятий. Как играл с ребятами летом в футбол, а зимой в хоккей, преимущественно на воротах, представляя себя то Львом Яшиным, то Владиславом Третьяком, и мечтая о том, как миллионы людей по всему Союзу когда-нибудь будут так же скандировать его имя и фамилию. Или как просто гулял с теми же ребятами по району и собирал пустые бутылки, которые затем сдавал, чтобы купить лимонад или жвачку. По-своему всё это было для него важно и ценно, наполняя сердце теплотой и постоянно напоминая: в случае чего, у нег есть родной уголок, куда он всегда может приехать и, как когда-то в детстве, вновь оказаться «под крышей дома своего». Конечно, с годами многое забылось, потускнело, но вот это ощущение неизменно жило в нём все эти годы, служило опорой в самые непростые времена и вселяло уверенность: всё будет хорошо.
В 80-е жизнь в Туве стала стремительно ухудшаться, начались перебои с поставками, магазины стали пустеть, ввели талоны, а потом случилось самое худшее – обострились межнациональные конфликты, из-за которых тысячи русских, или, по определению тувинцев, ёных орусов, начали собирать чемоданы и уезжать за Саяны. Самый ужас начался в начале 90-х, когда в Кызыл хлынули толпы агрессивно настроенных молодых тувинцев из деревень. Тогда многие так называемые некоренные, спасаясь от расправ, просто бежали, бросив всё, нажитое за годы жизни в республике; кто-то смог продать свои квартиры, но, как правило, почти за бесценок. Причём к некоренным относились не только Мальцевы, поселившиеся в Туве относительно недавно. Это бы ещё ладно, хотя по отношению к себе, родившемуся здесь, в Кызыле, Костя считал подобное определение не совсем справедливым. Нет, к ним же относились и семьи, чьи предки обосновались на этих землях давным-давно, ещё до революции, когда эти территории назывались Урянхайским краем. Вот это было по-настоящему обидно.