Мы повернули за угол и направились обратно к заводу. Когда Хобис снова заговорил, тон его голоса показался мне необычным.
— Утром я звонил в Нью-Йорк. В Европе вся организация разваливается. Ребята Ле Флера ранили Турка в живот. Он решил, что помирает, и выдал главного. Полиция подсуетилась и прихватила все списки, и пошло-поехало; заговорили все до самых низов. Ну, что ты на это скажешь?
Я поведал ему об ореховом гробе.
— Каждому свое, — философски заметил Хобис. — А нам что делать?
— Все по-прежнему. Приглядывайте за заводом.
Высадив его у его собственной машины и убедившись, что за мной нет хвоста, я добрался до бензоколонки на окраине города и позвонил Лейланду Хантеру.
Было субботнее утро, в полдень мне предстояло встретиться с семейством, а еще через два часа я должен был присутствовать на первом заседании нового совета директоров.
Дворецкий пожелал нам доброго дня, взял у нас плащи и сообщил, что нас ждут в библиотеке.
Собрались все. Сцена походила на нашу первую встречу, с одной разницей — за дедовым письменным столом никого не было. Они все сгрудились в дальнем углу, с бокалами в руках, изображая приглушенными голосами притворное оживление и источая ненависть каждой своей порой.
Никто даже не поздоровался с нами.
Адвокат не стал ничего говорить, а просто вынул сертификаты и вручил их мне.
— На десять тысяч долларов пустых бумажек, Дог. Ты удовлетворен?
Я пододвинул к нему зеленые листочки.
— Пусть они хранятся у вас. Да, я удовлетворен.
Закурив сигарету, я заметил, что Марвин Гейтс не был весел как обычно и, казалось, чего-то стыдился.
Альфред уселся в глубокое кожаное кресло и насмешливо поднял бокал в мою сторону.
— По крайней мере, за нами остался дом на Гранд Сайта. Оплачены все долги по закладным. И даже есть предложение о продаже за несколько миллионов наличными.
— Рад за вас. Мне это место никогда не нравилось.
— От нашего теперешнего положения зависит ценность и остальной недвижимости. От нас зависит стоимость Мондо Бич, а мы не намерены укреплять твое материальное благополучие. Скорее всего, дом разрушится, его занесет песком, и он зарастет травой и бурьяном.
— Этого не случится, если оживет завод.
— На это надежды мало, — самодовольно заметил Дэнни.
— Кто знает, — ответил я.
Хантер постучал пальцем по столу, чтобы привлечь мое внимание.
— Они в курсе сложившейся ситуации. Кросс Макмиллан купил небольшой участок имения за неимоверную цепу. Так что у них нет теперь долгов и денег хватит на долгие годы вперед.
— Цены и налоги все растут, советник.
— Это и тебя коснется.
— Не думал, что они такие ловкачи. Как это им удалось?
Дэнни бочком вылез из своего кресла, обошел стол и положил мне на колени две большие черно-белые фотографии.
— Тебе конец, Дог, — злобно прошипел он.
На четких, ясных фотографиях в большой кровати были я и Шейла Макмиллан в чем мать родила и в такой позе, что сгодилась бы для самого крупного порнопособия. Когда я передал их Хантеру, он крякнул и разорвал их.
— Отпечатков достаточно, — ядовито успокоил
Дэнни. — Кросс Макмиллан тоже получил свои экземпляры, вместе с купчей. Можешь копать себе могилу, Дог. Правда, ты незаконный, так что могилка будет безымянная, как у твоей мамаши.
Я нанес удар, и все лицо у него залилось кровью, а на пол посыпались выбитые зубы. Когда Дэн начал валиться, я врезал ему правой в бок так, что у него затрещали ребра, и он потерял сознание.
Пэм вякнула что-то насчет доктора, но телефон был на столе, и чтобы подойти к нему, надо было обойти меня. Никто не тронулся с места.
— Это я сфотографировал, — вдруг произнес Марвин Гейтс. Он приготовился к смерти и не понимал, чего я медлю.
— Зачем, Марв? — спросил я.
— Я слабый человек. Болтун. Меня легко уговорить, — ответил он, пожав плечами. Повертев в пальцах бокал, он добавил: — Мне наплевать, что ты со мной сделаешь.
— Не переживай, — ответил я.
— Кросс убьет тебя, Дог. Должен убить. Теперь все знают о тебе и его жене.
— Тебе хоть хорошо заплатили, приятель? — спросил я, махнув рукой в сторону семейства.
— Денег у меня теперь, как грязи. Но жить буду, как бессмысленный жирный червь. Зато независимый.
— Живи. Будь счастлив, — пожелал я.
— Будешь тут, когда помог тебя убить.
— Погоди хоронить меня до срока.