— Не всех, — спокойно возразил я.
— Думаешь, ему не удастся заполучить… — она обвела рукой территорию завода, — все это?
— Без драки — нет.
— У твоих сестер ничего не выйдет…
— Я не о сестрах говорю.
— Кто ты, Дог? — ее голос дрогнул.
— Просто человек, который хочет вернуться домой.
— И все?
— Но это никому не нравится, — ответил я.
— Они ведь не могут тебе помешать?
— Теперь нет, котенок.
Развернувшись, я направился обратно в город и, поколесив, добрался до пересечения улиц Берген и Хай. Время не пощадило этот квартал, как, впрочем, и весь город — краски выцвели, стены пооблупились, по клуб «У Тода», одно из первых зданий, построенных из добротного материала и с той старинной добросовестностью, о которой остается лишь вспоминать, отважно стоял вопреки всем непогодам.
Когда-то клуб был центром кипучей политической и общественной жизни города, а дважды — ареной грандиозных состязаний мастеров питейных дел. Одного из них даже увенчали короной. Теперь чуть не половина нижнего этажа была сдана в аренду владельцам мелких магазинчиков, чтобы поддерживать здание в приличном состоянии. А там, где раньше была обширная лужайка для пикников, разместился обшарпанный склад из сборных конструкций.
Поставив машину недалеко от входа, я помог Шэрон выйти. Она огляделась, остановив взгляд на закопченных окнах и кирпичных стенах с потеками грязи, и спросила:
— Что это за место?
— Не помнишь?
Прищурившись, она кивнула головой, припоминая.
— Кажется, отец здесь бывал. Вроде клуб какой-то.
— Вроде этого.
— Название знакомое: «У Тода». Отец как-то и нас взял с собой. Здесь играли, и пиво лилось рекой, и даже где-то был фонтанчик для детей.
— В конце зала.
— Верно. А сейчас здесь что?
— Не знаю. Давай отсюда и начнем, — предложил я. Мы шли знакомым коридором, украшенным чучелами рыб и висящими на стенах оленьими головами. Бронзовые дощечки с именами удачливых охотников так потемнели от времени, что ничего нельзя было разобрать. «Наверное, большинство этих имен украшают собой надгробья на местном кладбище», — подумал я.
Старик в штанах из грубой ткани мыл пол в большом зале, сдвинув в один конец прожженные куревом столы и жесткие стулья. Ресторан, бывшая гордость Линтона, был теперь разделен перегородками на конторы. Три из них пустовали. В двух других разместились строительная компания и фирма, занимающаяся недвижимостью.
В конце коридора раздавались голоса, заглушаемые очередной мыльной оперой из работающего телевизора. Наконец я увидел знакомую полуоткрытую дверь, и мы вошли.
Комната не изменилась. Огромный бар, высотой более четырех метров, по-прежнему простирался во всю стену, до самых окошек, через которые подавали в зал заказанные блюда. Большое зеркало в золоченой раме отражало сотни видов охотничьего оружия, висевшего по стенам на деревянных. колках. Шесть медвежьих голов — трофеи покойного Хайрема Тода — по-прежнему скалились со стены. Уже тогда, в детстве, моль съела весь мех, но сейчас этот оскал мумифицированных черепов казался странно живым благодаря стеклянным глазам, сверкавшим в высохших глазницах.
Пара потертых посетителей потягивали пиво, беседуя о бейсболе. Старый тощий буфетчик протирал до хрустального блеска и без того сияющие бокалы и рюмки.
Устроившись на высоких сиденьях у стойки бара, мы заказали пиво. Поставив наши стаканы, буфетчик взял деньги и пододвинул мне сдачу. Я внимательно изучал его лицо, не веря, что это тот самый здоровяк с необъятным брюхом, который играючи выкатывал из подвала бочонок с пивом и на чей зычный голос мы сбегались со всей округи, чтобы заработать свои четверть доллара за уборку столов и лужайки после очередного пикника.
— Тод? — обратился я к нему. Старик повернулся ко мне, глядя выжидательно. — Ты что, сел на диету?
Крякнув, он изобразил улыбку своими искусственными зубами.
— Я сел на рака, сынок. Меня уж никто и не помнит толстым. Ты кто же будешь?
Протянув руку, я подождал, пока он ее пожмет.
— Мой дед — Камерон Бэррин.
Он резко отдернул руку.
— Неужто ты…
— Ну да, тот самый ублюдок, Догерон Келли. Помнишь, я тебе помогал, когда удавалось смыться из замка.
Тод расплылся в улыбке и схватил мою руку.
— Поди ж ты! Да я тебя признал, паренек. Помнишь, как вы с полячонком устроили потасовку. — кто будет помогать мне на пикнике? Победителя ждали пять долларов от меня.
— У полячонка кулаки были будь здоров.
— А победил-то ты. — он засмеялся и налил себе пива. — А я ведь еще пять долларов поставил на полячонка.