— Сами выкручивайтесь. Я много еще чего знаю.
— И не хотите меня предупредить, чтобы я хотя бы знал, откуда ждать удара?
— Конечно, нет. Вы на меня в обиде?
Я одарил его такой улыбкой, что он врос в сиденье. Открыв дверь, я вышел и придержал дверь для Шэрон.
— Конечно, нет, — ответил я.
Дик уехал в своем «кадиллаке», а мы с Шэрон отошли к перегородке, сдерживавшей зевак, и молча стояли, не говоря ни слова.
— Эго все правда? — наконец спросила Шэрон.
Я утвердительно качнул головой.
— Он еще самое интересное выпустил.
— Ты и вправду преступник?
— В некотором роде.
— И людей убивал?
— Часто, детка.
— Он сказал, что может произойти еще худшее.
— Это верно.
— Дог…
— Не вешай носа, блондиночка. Я свое пожил. Хотел начать все по новой, да не дали. Все так все. Не принимай к сердцу, киска. Я водил за нос полицейских трех континентов и оставил какой-никакой след в жизни. Плакать обо мне некому, так чего же горевать? Игра кончается, и прежде чем бросить последнее на кон, давай-ка мы приберемся в доме.
— Дог… ты сказал… мы.
— Это я так сказал, как царская особа. Не придавай значения.
— Я люблю тебя.
Ее слове! были словно удар в солнечное сплетение. Я весь сжался в комок. Посмотрев ей в лицо, я увидел такую отрешенную безмятежность, какую, наверное, увидел отец на лице матери в той маленькой комнатке под самой крышей в Мондо Бич. С трудом овладев собой, я сказал:
— Не надо, малыш.
— А как же моя невинность? Разве это не безобразие?
— Разделайся с ней.
— Да! Я столько ждала!
— Тогда еще подожди своего парня. Может, он жив.
— Мне уже все равно.
— Тогда поспеши, надо же оставить после себя что- нибудь толковое в этом проклятом мире.
— Кто тебя хочет убить, Дог?
— Все.
— А посмотреть можно?
Я так долго держал в руках пачку сигарет, что она размокла под дождем, и я бросил ее в грязь. Шэрон улыбалась мне, и я улыбнулся в ответ.
— Рад доставить удовольствие, — ответил я.
22
Моросящий дождь кончился, зато начало лить как из ведра. Потоки воды низвергались на землю, словно природа ожесточилась против людей и их разрушительных деяний и хотела смыть всю нечисть, чтобы жизнь на земле началась заново. Я понимал природу и отправился делать то, что мне предстояло сделать.
Мы встретились у Тода, и я почувствовал, что все вышло не так, как было задугиано.
— Привет, Роза.
В ответ она только уставилась в свою чашку с кофе и рассеянно крошила одинокий кусочек сухого бисквита, лежавший на блюдечке.
— Что случилось?
— Ты потребовал от меня слишком много, — наконец вымолвила она.
— Знаю. Но за это я и плачу много.
Не став допытываться, я попросил Тода принести мне пива. Когда он ушел, я схлебнул пенную макушку и вытер рот тыльной стороной руки.
— Что случилось?
Она медленно подняла глаза.
— Неужели они в самом деле тебе родня?
— Частично.
Я схватил ее за руку.
— Ты не пострадала?
— Нет.
— Получилось?
— О да, ты получишь свои фотографии, если это единственное, что тебя интересует. Я даже не представляла, что на свете могут быть такие люди.
— Ну говори же, черт побери, что случилось, Роза?
— Если бы ты знал…
— Давай рассказывай.
— Это такое дерьмо!
— Я это давно знал.
— Что же ты меня не предупредил, что это за падаль.
— Я же все устроил, чтобы ты могла удрать.
— Спасибо. Вот за это спасибо. Я просто чудом спаслась.
Когда она опять подняла голову, в глазах у нее стояли слезы.
— Ли будет теперь меня презирать.
— Помнишь… я тебе говорил, выходи за него… ему как раз такая нужна.
— Помню.
— Ну так выходи.
— Захочет ли он?
— Да пошевели ты извилинами. Ты же ему нужна.
— Ас тобой как? Он тебе нужен еще или нет?
— В небе чисто, Роза. Все кончено. Веришь?
— Верю. — Она поставила чашку и с трудом улыбнулась. — Ты оставишь нас в покое?
— Оставлю.
— Та сволочь пытался убить меня. Что я только для него не вытворяла, а кончилось тем, что он хотел меня убить. Да он в жизни не видал того, что получил от меня, а ему все было мало. Потом он вдруг озверел и набросился на меня. Знаешь, Дог, у меня опыт будь здоров, я всяких типов повидала, но этот — маниакальный убийца. Хорошо, что ты все предусмотрел, а то ведь он чуть не сбросил меня с балкона. Хороша бы я была сейчас — куча переломанных костей на тротуаре.
— Слава Богу, ты здесь, напротив меня.